|
Бонд спрятался, и вот уже их громкие голоса и смех звучат совсем рядом, они разобрали грабли и тачки и разошлись, и еще какое то время Бонд слышал, как они перекликаются в парке. Затем со стороны замка послышались звуки колокола, и они замолчали. Бонд, посмотрел на дешевые японские часы; которыми снабдил его Тигр, Девять часов. Начало рабочего дня? Похоже, Японцы обычно приходят на работу за полчаса раньше и уходят на полчаса позже, чтобы продемонстрировать боссу свою преданность и усердие. Потом будет часовой перерыв на ланч. Конец работы примерно в шесть. То есть за дело он может взяться только в шесть тридцать. А пока будет слушать, наблюдать. Выяснит, чем занимается охрана, первые результаты деятельности которой он уже видел. Добивали недобитых и приканчивали струсивших самоубийц. Бонд тихо расстегнул контейнер, вытащил кусок пеммикана, откусил и отпил глоток воды. Господи, сигарету бы! Час спустя Бонд услышал тихие шаги по усыпанной гравием дорожке на другой стороне озера. Он посмотрел в щель. Четверо охранников выстроились в шеренгу по стойке «смирно». Бонд насторожился. Какая то проверка? Блофелд обходит посты, принимая рапорты о ночной добыче? Он попытался рассмотреть, что происходит у замка, но обзор закрывал куст белого олеандра. Этим невинным с виду, покрытым гроздьями цветов растением, в тропиках часто травят рыбу. Не вломиться бы в него сегодня ночью, подумал Бонд. А потом в поле зрения появились две неторопливо идущие фигуры, и Бонд сжал кулаки: исполнились его молитвы. Блофелд, в сверкающих доспехах и дурацком крылатом стальном шлеме с опущенным забралом, напоминал персонаж оперы Вагнера, или вернее, из за того, что броня на нем была японская – самурая из театра «Кабуки». Правая рука лежала на рукоятке длинного обнаженного самурайского меча, левой он поддерживал свою спутницу, приземистую женщину в дождевике с фигурой и с широким шагом лагерной надсмотрщицы. Лицо ее полностью скрывала идиотская из темно зеленой соломы шляпа, какие носят пасечники, с тяжело свисающей на плечи черной сеткой, а на ногах высокие резиновые сапоги. Точно! Так часто она являлась ему во сне. Она! Ирма Бунт! Бонд затаил дыхание. Если они дойдут до сарайчика, достаточно одного рывка и бронированный болван окажется в озере! Но вот как пираньи доберутся до него сквозь доспехи? А куда денется он. Бонд? Нет, так не годится. Двое подошли к замершей шеренге, и тут охранники дружно брякнулись на колени и склонили головы к земле. Мгновенно вскочили и вновь стали «смирно». Блофелд поднял забрало и обратился к одному из охранников, тот почтительно отвечал. Бонд заметил, что на поясе у этого человека висела кобура с пистолетом. Бонд не слышал, на каком языке они разговаривали. Выучить японский Блофелд не мог. Английский или немецкий? Скорее, последний – результат старых со времен войны связей. Человек рассмеялся и указал в сторону озера, где плавал шевелящийся от непрекращающихся атак множества пираний ворох синей одежды. Блофелд одобрительно кивнул, охранники вновь стали на колени. Блофелд приветственно махнул рукой, опустил забрало, и парочка торжественно отправилась дальше. Охранники поднялись на ноги. Бонд внимательно наблюдал, пытаясь обнаружить хоть малейший знак неуважения теперь, когда Хозяин повернулся спиной. Где там! Серьезно и целеустремленно люди разошлись по своим делам, и Бонд припомнил рассказы Дикко Гендерсена об автоматической, как у муравьев, приверженности японцев дисциплине и власти, ярко выразившейся в одном из величайших преступлений века. Жаль, нет здесь Дикко, его кулаки и энергия здорово бы пригодились! Случилось это, рассказывал Дикко, в скромном пригородном отделении Имперского Банка. |
