Пулей влетев в свой коттедж, она схватила чемоданы и начала в беспорядке швырять в них одежду, обуреваемая одним желанием: уехать, уйти, убежать – лишь бы поскорее и подальше от Артура.

В ярости она поносила и его, и себя на чем свет стоит. Шейле необходимо было поддержать в себе гнев, чтобы не расплакаться. Она знала по опыту: стоит расслабиться и уронить хоть одну слезу, остановить последующий поток будет трудно. Только один раз, когда подумала о хромом котенке, губы ее дрогнули. Хватит ли у Артура порядочности продолжать держать его у себя в доме?…

Упаковав наконец вещи, она беглым взглядом окинула комнаты – не забыла ли что-нибудь – и, подхватив чемоданы, вышла вон. Шейла уже подходила к воротам, едва волоча свою поклажу, когда чуть не столкнулась с Артуром.

– Уезжаешь?

– Нет, увлеклась тяжелой атлетикой! Гири пока не купила, вот и тренируюсь с чемоданами.

Он пропустил сарказм мимо ушей.

– Куда же ты поедешь?

– Это тебя не касается!

– Я мог бы отвезти тебя.

– Спасибо, не надо. Я скорее пройду всю дорогу босиком, чем сяду в твою машину! А теперь, будь любезен, дай мне пройти.

– Тогда я вызову такси.

Она зло посмотрела на него. Когда же, наконец, до него дойдет?

– Я же сказала: спасибо, не надо!

– На столе в холле конверт. В нем твоя зарплата.

Если бы все происходило в кино, она бы швырнула этот конверт ему в лицо, а еще лучше – изорвала бы купюры на мелкие кусочки и бросила, чтобы они медленно, как конфетти, опускались на землю. Но она не в кино, а в реальной жизни, в чужой стране, далеко от дома и поэтому очень нуждается в этих деньгах. Правда, можно послать телеграмму матери и попросить прислать немного, но гордость не позволит это сделать. Надо экономить, чтобы хватило на билет до Лондона.

Шейла протиснулась в чуть приоткрытую ухмыляющимся охранником створку ворот, спотыкаясь, добрела до ближайшего телефона и вызвала такси. Когда же села в машину и водитель спросил, куда ехать, она лишь беспомощно развела руками и прорыдала:

– Не зна-а-ю.

Таксист оказался добрым человеком и, не спрашивая ни о чем, отвез горько плачущую пассажирку в приют, где торопливо и тихо переговорил с какой-то женщиной. Та бросила на Шейлу по-матерински заботливый взгляд и проводила ее в небольшую, но очень уютную и чистую комнатку, после чего тихонько удалилась.

Первым порывом Шейлы было, естественно, уехать. Если не обратно в Англию, то, может быть, на Восточное побережье. Да куда угодно! Только бы подальше от Артура Грина. Но, взвесив все перспективы, она отвергла их одну за другой.

Во-первых, не хотелось возвращаться домой униженной и оскорбленной. Шейла представила реакцию матери, которая не так давно настойчиво уговаривала ее не уезжать в Австралию.

Во-вторых, что она выиграет, если уедет, скажем, в другой город? Да ничего. Артур все равно решит, что она сбежала, поскольку не смогла совладать с собой. Наверняка он убежден, что Шейла по-прежнему влюблена в него.

Ну уж нет! Слезы, промочившие за ночь ее подушку, были свидетельством разочарования в человеке, которого Шейла полюбила и который предал ее. Как он мог заниматься с ней любовью, заранее готовясь причинить боль? Очевидно, все, что рассказывала о нем Джун, правда…

Сейчас Шейле было нужно достойно выйти из этой печальной истории. Не зря же говорят, что самые тяжелые житейские испытания делают человека умнее и духовно богаче. Так пусть же это приключение пойдет мне на пользу, уговаривала она себя.

Однако, когда Шейла, несколько успокоившись, вышла на улицу, ее решимость поколебалась. Предстояло подыскивать работу, а для этого нужно встретиться с Джун. Шейла не могла заставить себя это сделать. Она вообще не могла сейчас встречаться ни с кем из-за боязни, что люди заметят в ее глазах то ужасное горе и одиночество, которое она тщательно старается скрыть ото всех.