– Я побуду с тобой немного, хорошо? – спросила Маша и перекрестилась на могильный холм.

Кайса не ответила, только пожала плечами.

– Царствие небесное невинной душе! – тихо и с чувством произнесла Маша. – А ты успела окрестить его?

– Нет, – последовал глухой ответ.

– Как, должно быть, тебе тяжко! Я-то знаю теперь, что значит потерять любимого человека. И я знаю, что значит для женщины ребенок от любимого человека, – добавила она почти шепотом.

Кайса удивленно подняла глаза на хозяйку, но ничего не спросила. Маша тем не менее была уверена, что та все поняла.

– Поэтому, Кайса, я не могу более оставаться в этом доме. Тут сплошной обман, лицемерие. Безумие, безумие во всем. Даже Аглая Францевна безумна в своем желании скрыть правду, выставляя своего сына здоровым. Я думаю, что ее муж барон Корхонэн стал жертвой безумца, и это меня очень пугает! – осторожно, с расстановкой произнесла Маша, внимательно глядя на собеседницу.

Кайса удивилась речам хозяйки. Ее широкие брови изогнулись недоуменной дугой. Но после сцены с кувшином она ожидала чего-то подобного, неких шагов к откровенности. Тем более что горничная замечала, как молодая женщина куда-то убегает и возвращается, светясь от счастья. Что жизнь ее с законным супругом явно не задалась. И что страшная тайна семейства стала очевидной. Но самое главное, что не только Кайса подозревает, что Теодор был убит, и убит собственным сыном! Ее тяжкие раздумья на эту тему теперь подкрепились опасениями молодой хозяйки.

На самом деле, Маша мало что знала о смерти отца Генриха. Но они подробно обсудили с Михаилом, что может волновать горничную, какие струны можно затронуть в этой молчаливой и замкнутой душе, чтобы побудить Кайсу помочь Маше бежать из поместья. О таинственной смерти барона говорил следователь Сердюков, но вся эта история так и оставалась незаконченной, ибо тело барона так и не нашли.

Кайса молчала, ее лицо словно окаменело. Маша вынула ручку из теплой муфты и смахнула снег с аккуратного деревянного крестика. Горничная встрепенулась и поднялась.

– Пойдемте, барыня, темнеет уже, да и ветер поднимается, холодает. Не дай Бог, простынете, нельзя вам теперь.

И они двинулись к дому. Вечерело, сумерки сгущались в раннюю темноту. Маша шла бодро, опираясь на надежную руку.

Уже на следующий день после обеда, когда весь дом затих, Маша ушла, спрятав в муфте послание для Колова. А между тем Генрих, подождав, пока жена вернется, взял Лайена и пошел в лес. На пушистом снегу Машины следы были видны достаточно отчетливо. Верный Лайен быстро бежал, чуя направление. Генрих подбадривал собаку: «Ищи, ищи Лайен, где наша Маша?» Около старого гнилого дерева пес остановился и стал кружить, поднимая морду кверху и царапая кору когтями. Корхонэн задумчиво оглядел ствол, провел по нему рукой. Рука скользнула в расщепленный ствол дерева. Оттуда он извлек плотный бумажный пакет. Лайен затявкал и запрыгал, ожидая награды. Но хозяин не видел и не слышал верной собаки. Трясущимися руками он надорвал пакет и прочел послание.

Глава тридцатая

Экипаж стоял перед крыльцом дома. Лошади переминались с ноги на ногу. От их мягких губ валил пар. Лайен крутился вокруг и тявкал. Уродливый безухий Юха еще раз обошел экипаж, проверил упряжь, все готово.