Оглянулась, собака огромными желтыми глазами смотрела ей прямо в душу. Маша села, затаив дыхание. В доме царила тишина, впрочем, как обычно. И в этой тишине ей послышался жалобный стон, скуление, переходящее в плач. Маша зарыдала сама и бросилась обратно. Только бы успеть! Злополучный сахар лежал на прежнем месте. Лайен сладко зевнул и, пуская слюни, нацелился на него. Она успела выхватить отраву из-под носа собаки. Пес лязгнул зубами и посмотрел на Машу совершенно ошалелым взором. Он теперь совершенно отказывался ее понимать! Маша опустилась рядом с собакой, обхватила ее голову, целуя морду животного, она проклинала свою слабость. Отравительница из нее решительно не получится!
Глава двадцать девятая
Горничная Кайса торопливо наводила порядок в гардеробе своей госпожи. Маша, полулежа на кушетке с томиком Рунеберга, пребывала в мечтах. Образы поэта переплетались с ее фантазиями. Мысль о побеге преследовала ее неотступно.
Как всегда почти бесшумно появилась свекровь.
– Что вы читаете, моя милая? – спросила Аглая Францевна с улыбкой, которая всегда появлялась на лице баронессы, когда она обращалась к невестке. – А, Рунеберг! Отрадно, что вас так привлекает финская культура. Когда вы поживете с нами подольше, вы во всей полноте ощутите ее прелесть. А это вам для улучшения цвета лица и бодрости тела.
С этими словами баронесса поставила на край стола изящный стакан из тонкого стекла и, бросив выразительный взгляд на горничную, вышла. Маша взяла стакан в руки и долго всматривалась в розоватую непрозрачную жидкость. Теперь-то уж она знала, что таится за этой нежной заботой, что скрывает стекло стакана! Михаил передал ей совет обоих докторов, Скоробогатова и Миронова, как можно быстрее отказаться от этих опасных напитков, которые ведут к привыканию и делают человека рабом вызываемых ими ощущений. Но и внезапно отказаться тоже нельзя, организм уже пристрастился к сильному воздействию. Поэтому доктора советовали уменьшать дозу постепенно, сильно разбавлять питье водой, и тогда отказ от зелья пройдет менее болезненно. Оказалось, что Машино недомогание в Петербурге связано именно с тем, что она не принимала этих снадобий. Тщательно скрывая это от всевидящей свекрови, Маша теперь старалась поступать, как ее научили доктора. Поначалу ей и впрямь сделалось нехорошо. Но она понимала, отчего это происходит, и не только мужественно перенесла боль и дурноту, но еще и умудрилась скрыть это от мужа и баронессы. Зато ее перестали донимать страхи, непонятные видения и нелепые приступы неестественной страсти к мужу. И вот наконец она свободна! Ее сознание снова чисто, она опять способна принимать разумные решения, реально оценивать происходящее. Именно теперь Маша явственно осознала, как получилось, что она предала свою любовь к Мише и вышла за чужого, незнакомого, да к тому же еще и безумного человека. Она сама была почти безумна! Маша поежилась от воспоминаний. Ну уж нет, теперь она никому не позволит повелевать своим сознанием!
Аглая Францевна удалилась. Горничная перекладывала белье в комоде, аккуратно перебирая шелковые и батистовые сорочки, чулки, панталоны. Маша встала и обошла Кайсу так, чтобы та видела все ее действия. Решительным жестом снадобье баронессы было вылито в таз для умывания. Горничная и хозяйка несколько мгновений молча смотрели друг на друга. Потом Кайса медленно двинулась к месту преступления, взяла в руки расписной фаянсовый кувшин, стоявший рядом, и вылила из него воду вслед за снадобьем. В тазу образовалась мутноватая жидкость, просто вода, в которой что-то мыли. Теперь, когда горничная пойдет ее выплескивать, никто ничего не заподозрит. Женщины не обменялись ни словом, но обеим стало все ясно.
Через несколько дней Маша вышла из дому в сопровождении Лайена и пошла в дальний уголок поместья, где был похоронен младенец Кайсы. Как и ожидалось, горничная была там. Кайса часто приходила к этому одинокому холмику, когда выдавалась свободная от работы минутка. |