— Вот почему я думаю, что анонимные благотворительные фонды являются чисто гамбургской спецификой. Давайте же порадуемся, что есть на земле место, где каждая удачная сделка сама по себе напоминает об обязательствах по отношению к обществу. Так восславим же город, в котором стало традицией облегчать свою нечистую совесть, пусть даже тайно.

Хайно Меркель поклонился, собрал свои листочки и покинул трибуну, а присутствующие, еще настроенные на продолжение веселой головомойки, сидят, откинувшись на спинки кресел, не в силах осмыслить, что все уже кончилось. Лауреату не пришлось стоять незащищенным перед аплодирующим залом, он успел спуститься вниз, и его окружили поздравляющие: учредители и близкие.

Хеллер протискивается сквозь толпу, чтобы тоже его поздравить, и слышит, как старик Цюлленкооп благодарит Меркеля за речь, которая, как он заверяет, абсолютно в его вкусе.

— Ну и задали же вы нам перцу, дорогой, просто великолепно! Поверьте, за последнее время мне ничего подобного не довелось слышать!

Цюлленкооп тут же приглашает лауреата погостить в его охотничьем домике в Австрии, пострелять глухарей или, на крайний случай, поудить форель в ручьях, прозрачность которых он гарантирует. Но это они обсудят во всех подробностях на банкете. Хеллер протискивает свою руку между двумя черными пиджаками и понимает, что Хайно Меркель пожимает его ладонь, толком не зная, кому она принадлежит, но потом лауреат все же его обнаруживает, за руку подтягивает к себе и, хотя это минута его торжества, тихо спрашивает:

— Ну, как наш живой пример? Уже выбрали?

Хеллер медленно качает головой.

— Возникли новые трудности, — говорит он. — Господин Пундт отказался.

— Люси Беербаум, так сказать, еще котируется?

— Да, и она лидирует среди других претендентов. Так или иначе, но сегодня решение должно быть принято.

Хайно Меркель неожиданно подходит к Анкеру Каллезену, председателю жюри, о чем-то тихо с ним беседует, несколько раз указывая глазами на Хеллера и, видимо, договорившись, возвращается с довольным видом и просит Хеллера принять участие в банкете.

— Быть может, мне удастся вам помочь, господин Хеллер, есть еще кое-какие обстоятельства, не вполне проясненные, и, так как именно я предложил вам кандидатуру Люси Беербаум, я чувствую себя обязанным рассказать вам все до конца. Надеюсь, вы порадуете меня своим присутствием.

— А госпожа Зюссфельд? — спрашивает Хеллер.

— Само собой разумеется, она тоже будет, — отвечает Хайно Меркель.

21

Сидеть вдвоем в конференц-зале, друг против друга, в напряженно торжественных позах, под экзотическим оружием на стене и вести беседу через огромный раздвинутый палисандровый стол настолько нелепо, что они кажутся себе почтенной английской четой — скажем, губернатор с супругой, которым разделяющее их расстояние дает основание время от времени осведомляться о самочувствии друг друга.

Поэтому Хеллер предлагает перейти к нему в комнату, где, правда, не безумно жарко, но зато уютно, и там ему уже не раз удавалось сосредоточиться.

Итак, они, видимо никем не замеченные, поднимаются в комнату к Хеллеру, вешают влажные пальто на единственную вешалку, выкладывают из портфелей все бумаги на небольшой столик, для которого и лампа-то — чрезмерная тяжесть, и рассаживаются, как умеют: Рита Зюссфельд — на единственный стул, Хеллер — на край кровати. Крошечная фаянсовая пепельница, рекламирующая гамбургское крепкое пиво, стоит наготове. Чтобы не мешали кровельщики, которые то и дело лазают вверх и вниз, Хеллер задергивает шторы и зажигает свет. Итак, все приготовления для совместной работы сделаны. Кто же первым возьмет быка за рога?

Но не успели они еще закурить первую, необходимую для начала разговора сигарету, как в дверь стучат, причем весьма настойчиво, и, не дождавшись разрешения войти, в комнате возникает Магда; уперев свой взгляд в Хеллера, и только в Хеллера, она после чрезмерно затянувшейся паузы спрашивает, не угодно ли чаю.