|
Потом потребовал автомат, каковой ему и принесли после короткого замешательства – правда, с пустым рожком. И правильно сделали – едва заполучив оружие, товарищ Хоменко передернул затвор, наставил дуло в потолок и принялся энергично давить на спуск. Не произведя выстрелов, он крайне огорчился, начал требовать боезапаса. Спасать положение пришлось Мазуру, браво разъяснившему, что в посольстве никаких патронов нет, зато в машине их навалом. Услышав это, товарищ Хоменко повелел выехать в путь немедленно, повесил автомат на плечо и парадным шагом двинулся к выходу, отбивая на всю ступню с превеликим грохотом. Двинулись – товарищ Хоменко со свитой в черном “Зиле” посла, Мазур со своими ребятами, Лейла с двумя подчиненными и майор Ганим с полудюжиной “львов революции” – в трех бронетранспортерах старинного образца, открытых “сто пятьдесят вторых”, давно снятых с вооружения в Союзе, но все еще работавших по таким вот окраинам. При проезде по городу товарищ Хоменко особых неудобств не причинял – разве что время от времени высовывался в открытое окно, выкрикивая политически грамотные лозунги, отдавая честь постовым на перекрестках, окликая женщин. То еще позорище, если честно – но Мазур, усевшись так, чтобы его не было видно из-за борта, стоически терпел, стараясь не встречаться взглядом со своими ребятами. Пару раз длинный черный лимузин резко тормозил, явно по команде высокого гостя, и тот, высунувшись наружу, принимался во всю глотку кликать “Кирюшу” – и всякий раз тем, в посольской машине, удавалось утихомирить персону и втянуть ее назад. Потом окно подняли – должно быть, винцо все же побороло добра молодца, и он улегся почивать. Следующие часа полтора прошли спокойно во всех смыслах: колонна катила то по асфальтированным дорогам, то по пыльным колеям, и никто ее ни разу не потревожил огнем, чего, впрочем, и следовало ожидать – места относительно спокойные, вплотную примыкающие к территориям Джараба, а у Джараба, как уже говорилось, было одно ценное качество: он не дружил с властью, но и не пакостил, так что приходившие из-за кордона диверсанты обходили его земли десятой дорогой. Мазур временами сверялся с картой – но в маршрут не вмешивался, полностью положившись на сидевшего в головной “коробке” Ганима, который эти места прекрасно знал. Лимузин вдруг затормозил, качнувшись на рессорах. Стряхнув оцепенение, Мазур быстренько выпрыгнул, махнул своим, и они посыпались из кузова, оцепляя остановившуюся колонну. Причина выяснилась тут же: товарищ Хоменко, пошатываясь, выбрался из машины, оперся на заднее крыло и непринужденно принялся справлять на колесо малую нужду. Посол стоял рядом, на случай, если вдруг зачем-то понадобится. Из переднего бронетранспортера смотрели черноберетники – с каменными физиономиями восточных людей, привыкших, что гостю позволяется все. Мазур уставился себе под ноги, ежась от стыда. Хорошо еще, Лейла не покидала своего броника – но не слепая же она, и не глухая, в самом-то деле… В городок, где планировали остановиться на ночлег, въехали на закате, когда зной спал и повсюду протянулись длинные тени. Кривые улочки были совершенно безлюдны, Мазур представления не имел, в порядке вещей это, или наоборот – и по-прежнему равнялся на Ганима, майор стоял, держась за борт, возле спаренного пулемета, не проявляя пока что никаких признаков тревоги. Улочки стали пошире, дома – побольше и побогаче, впереди показалась площадь, завершавшаяся зданием официального вида, трехэтажным кирпичным зданием определенно британской постройки, и над входом лениво повис в безветрии флаг республики… А на балконе второго этажа, совсем рядом с флагштоком, смирнехонько висел человек со связанными за спиной руками и головой набок. |
