|
Потому он возражал против этого пути. Тогда я воспользовался случаем, чтобы снова высказать свое мнение. – На каком основании, – сказал я, – говорим мы о том, что нас убьют арабы или обратят в рабство турки? Разве сами мы не можем взять на абордаж любое судно, какое только ходит в этих водах? Не они захватят нас, но мы их. – Ловко, пират, – сказал пушкарь (тот, который смотрел на мою ладонь и предсказал мне, что я попаду на виселицу). – Но по совести, и мне кажется, что это единственное, что нам осталось. – Нечего, – говорю, – толковать о пиратах. Мы и не только пиратами, а чем угодно станем, лишь бы убраться из этого проклятого места. Словом, все решили, по моему совету, поехать на розыски. – В таком случае, – обратился я к ним, – сперва мы должны узнать, знакомы ли с мореходством обитатели этого острова, и какие у них лодки. И если окажется, что лодки у них большие и лучше наших, – заберем их. Понятно, больше всего мы хотели достать парусное палубное судно, – лишь тогда мы могли бы сберечь наши припасы. К великому нашему счастью, один из наших оказался помощником повара. Он вызвался изобрести способ сохранить мясо без бочек и без засолки. И он добился своего, провяливши мясо на солнце в селитре, которой на острове оказалось премного. Таким образом, прежде, нежели нашли мы способ ехать, мы успели провялить мясо шести или семи коров и буйволов и десяти или двенадцати коз, и мясо это было так вкусно, что мы не давали себе даже труда варить его, а ели лишь провяленным. Однако главное затруднение – с пресной водой – оставалось, ибо не было у нас посудины даже для того, чтобы набрать ее, а не только, чтобы сохранить на время путешествия. Но, так как наш путь намечался вокруг острова, мы решили пренебречь этим обстоятельством, каковы бы ни были вытекающие из этого опасности. И вот, чтобы запастись насколько возможно водою, наш плотник в самой середине каноэ сделал углубление, которое основательно заделал, чтобы там могла держаться вода. Углубление было так велико, что вмещало добрых шестьдесят галлонов воды. Оно сильно напоминало углубление в английских рыбацких лодках, куда рыбаки складывают свой улов. Только в тех оставляют нарочно дыры, чтобы туда проникала морская вода, а наше было, наоборот, крепко заделано. Думается мне, что то первая удачная выдумка по этой части. Но нужда, как известно, – мать изобретательности. Теперь для того, чтобы окончательно пуститься в путь, требовалось еще немножко лишь поразмыслить. Первоначально мы решили только обойти остров и посмотреть, нельзя ли раздобыться каким нибудь судном, в котором мы могли бы все разместиться, а не то воспользоваться какой нибудь возможностью переправиться на материк. Поэтому мы решили поплыть вдоль внутренней или западной стороны острова, где в одном, по крайней мере, месте земля тянулась довольно значительно на юго запад, и оттуда не так велико было расстояние до африканского побережья. Мне кажется, никто никогда не переживал такого путешествия и с таким отчаявшимся экипажем. Ведь, вдобавок ко всему, мы плыли как раз вдоль того берега острова, где нельзя встретить ни одного европейского судна, так как морские пути проходят в стороне отсюда. Однако мы пустились в море, погрузивши все наши запасы и поклажу. На две большие пироги мы поставили по мачте, а третью вели на веслах, а когда затем поднялся ветер, мы взяли ее на буксир. Мы, хорошо шли несколько дней, и ничто нам не мешало. Видели туземцев, удивших рыбу с челноков, и подчас пытались подойти к ним и сговориться, но каждый раз они пугались нас и поспешно удалялись к берегу. Наконец один из наших вспомнил знак дружественного приветствия, с которым обращались к нам обитатели южной части острова, а именно – подымали длинный шест, и высказал предположение, что, быть может, для них это обозначает то же, что белый флаг для нас. |
