Наконец-то ночь была тихой, и я, чувствуя себя вымотанным, быстро уснул.

Остаток недели прошел спокойно. Я привыкал к школе и к пятнице знал в лицо почти всех учащихся. В спортивном зале мои товарищи по команде научились не отправлять мяч в мою сторону, а я старался не путаться у них под ногами.

Эдит Каллен в школу так и не вернулась.

Каждый день я незаметно наблюдал, как в кафетерии появлялись ее родственники. Только тогда я мог расслабиться и присоединиться к беседе. В основном обсуждали поездку к океану в Ла-Пуш, которую организовывала МакКейла. Меня пригласили, и я согласился, скорее из вежливости, чем из стремления поехать на пляж. Я считал, что пляж должен быть жарким и сухим — за исключением океана.

В пятницу я спокойно вошел в класс биологии, не тревожась о возможном появлении Эдит. Похоже, она окончательно забросила школу. Я старался не думать о ней, но не мог полностью избавиться от чувства, что виноват в ее длительном отсутствии, каким бы нелепым ни казалось это предположение.

Первые выходные в Форксе прошли без происшествий. Чарли почти все время работал. Написав маме еще несколько фальшиво бодрых писем, я приготовил домашнее задание и убрался в доме — мое обсессивно-компульсивное расстройство Чарли явно не беспокоило.

В субботу съездил в библиотеку, но записываться не стал: там не было ничего интересного — того, чего я еще не читал. Вскоре придется отправиться в Олимпию или Сиэтл и найти хороший книжный магазин. При мысли о том, сколько денег уйдет на бензин, я поморщился.

Все выходные шел дождь, но не сильный, и я смог выспаться.

В понедельник утром на парковке многие со мной здоровались. Я не всех знал по именам, однако улыбался каждому. Сегодня похолодало, но хотя бы не было дождя. На английском МакКейла, что стало уже привычным, села со мной. У нас была внезапная контрольная по «Грозовому перевалу» — совсем простая, прошла без затруднений.

В целом я освоился гораздо лучше, чем можно было ожидать от первых дней. Да и вообще, к собственному удивлению, чувствовал себя в новой школе довольно комфортно.

Когда мы вышли из аудитории, в воздухе кружились белые хлопья. Слышно было, как все взволнованно перекрикиваются. Холодный ветер обжигал щеки и нос.

— Ух ты! — сказала МакКейла. — Снег.

Я посмотрел на снежные хлопья, скапливающиеся на тротуаре и беспорядочно мельтешащие возле лица.

— Фу.

Снег. Вот тебе и хороший день.

Она взглянула на меня с удивлением:

— Разве тебе не нравится?

— Снег означает, что для дождя слишком холодно. — Это же очевидно. — Кроме того, мне казалось, он должен падать в виде снежинок — ну, знаешь, каждая неповторима и все такое. А это больше напоминает кончики ватных палочек.

— Ты никогда раньше не видел снегопада? — недоверчиво спросила она.

— Разумеется, видел… — я выдержал паузу. — По телевизору.

МакКейла засмеялась. И тут большой мокрый шар тающего снега ударил ее по затылку. Мы оба обернулись, чтобы увидеть, откуда он прилетел. Я заподозрил Эрику, которая как раз шла, повернувшись к нам спиной и совсем не в том направлении, где было ее следующее занятие. МакКейла была того же мнения. Она наклонилась и начала соскребать в кучку это белое месиво.

— Увидимся на ланче, ладно? — сказал я, не останавливаясь. Меньше всего мне хотелось, чтобы весь остаток дня мне за шиворот стекала талая вода от грязной ледышки.

МакКейла лишь кивнула, не сводя взгляда со спины Эрики.

Идя с Джереми в кафетерий после урока испанского, я был начеку. Повсюду летали комья грязного снега. Я держал в руках папку, чтобы в случае чего использовать ее как щит.