Василий Гроссман. Жизнь и судьба
Сталинградская дилогия - 2
Посвящается моей матери
Екатерине Савельевне Гроссман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Над землей стоял туман. На проводах высокого напряжения, тянувшихся
вдоль шоссе, отсвечивали отблески автомобильных фар.
Дождя не было, но земля на рассвете стала влажной и, когда вспыхивал
запретительный светофор, на мокром асфальте появлялось красноватое
расплывчатое пятно. Дыхание лагеря чувствовалось за много километров, - к
нему тянулись, все сгущаясь, провода, шоссейные и железные дороги. Это
было пространство, заполненное прямыми линиями, пространство
прямоугольников и параллелограммов, рассекавших землю, осеннее небо,
туман.
Протяжно и негромко завыли далекие сирены.
Шоссе прижалось к железной дороге, и колонна автомашин, груженных
бумажными пакетами с цементом, шла некоторое время почти на одной скорости
с бесконечно длинным товарным эшелоном. Шоферы в военных шинелях не
оглядывались на идущие рядом вагоны, на бледные пятна человеческих лиц.
Из тумана вышла лагерная ограда - ряды проволоки, натянутые между
железобетонными столбами. Бараки тянулись, образуя широкие, прямые улицы.
В их однообразии выражалась бесчеловечность огромного лагеря.
В большом миллионе русских деревенских изб нет и не может быть двух
неразличимо схожих. Все живое - неповторимо. Немыслимо тождество двух
людей, двух кустов шиповника... Жизнь глохнет там, где насилие стремится
стереть ее своеобразие и особенности.
Внимательный и небрежный глаз седого машиниста следил за мельканием
бетонных столбиков, высоких мачт с вращающимися прожекторами,
бетонированных башен, где в стеклянном фонаре виднелся охранник у
турельного пулемета. Машинист мигнул помощнику, паровоз дал
предупредительный сигнал. Мелькнула освещенная электричеством будка,
очередь машин у опущенного полосатого шлагбаума, бычий красный глаз
светофора.
Издали послышались гудки идущего навстречу состава. Машинист сказал
помощнику:
- Цуккер идет, я узнаю его по бедовому голосу, разгрузился и гонит на
Мюнхен порожняк.
Порожний состав, грохоча, встретился с идущим к лагерю эшелоном,
разодранный воздух затрещал, заморгали серые просветы между вагонами,
вдруг снова пространство и осенний утренний свет соединились из рваных
лоскутов в мерно бегущее полотно.
Помощник машиниста, вынув карманное зеркальце, поглядел на свою
запачканную щеку. Машинист движением руки попросил у него зеркальце.
Помощник сказал взволнованным голосом:
- Ах, геноссе Апфель, поверьте мне, мы могли бы возвращаться к обеду, а
не в четыре часа утра, выматывая свои силы, если б не эта дезинфекция
вагонов.
|
