|
— Загляни поглубже в их души — сам увидишь. К. пожал плечами. — Ты ребенок, — сказал Роберт. — Всю жизнь спишь. Пора бы и проснуться. Как ты думаешь, почему они тебя тут подкармливают? Тебя и детей? Да потому что считают тебя безвредным, считают, что ты не замечаешь ничего вокруг. Через два дня младенец, что кричал ночью, умер. Поскольку власти установили железное правило ни под каким видом не устраивать кладбищ ни на территории лагерей, ни поблизости от них, младенца похоронили на отдаленном участке городского кладбища. Мать, молоденькая восемнадцатилетняя женщина, вернувшись с похорон, отказалась от еды. Она не плакала, просто сидела возле палатки и смотрела в ту сторону, где раскинулся Принс-Альберт. Друзей, которые подходили утешать ее, она не слышала; когда они прикасались к ней, она отталкивала их руки. К. долго стоял в сторонке у изгороди, чтоб ей не было видно, и смотрел на нее. «Значит, вот так я прохожу науку? — спрашивал он себя. — Так я узнаю хоть про то, как живут в лагере?» Картины жизни одна за другой мелькали перед ним, и все они, казалось ему, были связаны. Наверно, во всем этом один смысл, тревожно думал он, все сходится к одному или грозит сойтись, но только вот к чему — это еще было ему неясно. Женщина просидела у палатки всю ночь и еще день, потом ушла в палатку. Она так и не заплакала и, как говорили, не брала в рот ни крошки. Каждое утро К. просыпался с одной мыслью: увижу ли я ее сегодня? Она была низенькая и толстая: никто в лагере точно не знал, кто отец ребенка, ходили слухи, что он скрывается в горах. К. думал: может, я наконец влюбился? Затем, три дня спустя, она вышла из палатки и все пошло по-прежнему. Наблюдая за ней издали, К. не находил в ней никакого отличия от других. Он так и не заговорил с ней. Однажды ночью, в декабре, разбуженные взволнованными криками люди повскакали с коек и увидели, как в темном небе, в той стороне, где находится Принс-Альберт, распускается огромный оранжевый цветок. Люди замерли, зашептались, кто-то свистнул. — Голову даю на отсечение, это полицейский участок! — крикнул кто-то. Они целый час стояли и смотрели, как огонь взлетал фонтаном вверх, опадал и взлетал снова. Порой казалось, что крики и рев пламени доносятся сюда через пустынные пространства вельда. Потом постепенно цветок стал краснеть и тускнеть, фонтан совсем опал, детишки заснули у матерей на руках, а те, что постарше, терли слипающиеся глаза, и когда на горизонте осталось одно лишь дымное облако, люди начали расходиться. Полиция нагрянула на рассвете. Отряд из двадцати человек, кадровые полицейские и молоденькие резервисты, с ружьями, собаками; под команды офицера, который стоял на крыше полицейской машины и беспрерывно кричал в мегафон, они двинулись по рядам палаток, вырывая опорные колья, спуская палатки, обрушивая удары на запутавшихся в складках парусины людей. Полицейские врывались внутрь палаток и избивали спящих. Убежавшего было парнишку они загнали в угол за отхожим местом и заколотили до беспамятства: страшно кричал мальчик — собака сбила его с ног, разодрала голову, по лицу его текла кровь. Полуодетых мужчин и женщин с детьми выгнали на открытые площадки перед палатками и приказали всем сесть на землю; женщины плакали, молились, другие сидели молча, оцепенев от страха. Окруженные собаками и полицейскими с винтовками на изготовку, люди смотрели, как другие полицейские набрасываются, точно стая саранчи, на палатки, выволакивая из них пожитки, вытряхивая на землю чемоданы и коробки; вскоре на месте палаток громоздились груды одежды, матрацы, постельное белье и одеяла, продукты, кастрюли и посуда, тазы, кувшины; покончив с палатками, полицейские двинулись в бараки и там тоже перевернули все вверх дном. Все это время К. сидел на земле, натянув на уши берет, — дул порывистый утренний ветер. Рядом, на руках у матери, плакал ребенок, в одной распашонке, с голым задиком, а в оба ее плеча крепко вцепились две маленькие девчушки. |
