– Не девяносто девять, не сто одна, а ровно сотня, так что потрудитесь пересчитать.
– Сами считайте, – ответил Римо. – В этих пачках ровно по сотне штук.
– Как вы можете это утверждать, если не пересчитали их?! Сделали все кое как, наспех, а теперь говорите, что здесь сто штук. Слава Богу, я не так легкомысленна в делах.
– Здесь сотня, – упрямо повторил Римо.
Вот уже час, как Этель Хиршберг пристроила его к делу, – он должен был распаковывать большие коробки, битком набитые рекламной литературой, и увязывать брошюры в пачки по сто. Для Римо это было не сложнее карточного фокуса – пробежав пальцами по пачке, он мог точно сказать, сколько в ней штук.
– Здесь сотня, – снова произнес он.
– Нет, вы сосчитайте, – не унималась Этель Хиршберг. Тут из кабинета Тери Уокер вышел Чиун. На нем было тяжелое кимоно из черной парчи, и от него исходила вселенская безмятежность.
– Чиун! – взмолился Римо.
Чиун обернулся, бесстрастно взглянул на ученика, а затем расплылся в улыбке, увидев миссис Хиршберг.
– Прошу тебя, подойди сюда! – попросил Римо.
Миссис Хиршберг покачала головой.
– Это ваш отец, а вы говорите с ним в таком тоне. «Подойди сюда!» Никакого уважения к старшим!
Чиун приблизился к ним. Римо и Этель, перебивая друг друга, попытались изложить ему суть спора.
– Мне нужны пачки по сто штук, – говорила Этель.
– Здесь в каждой по сто штук, – перебивал Римо.
– Разве трудно их пересчитать? Хотя бы чтоб убедиться, что мы не расходуем лишнего!
– Зачем мне их считать, если я и так знаю, что их там сто?!
Наконец Римо взмолился:
– Скажи сам, сколько здесь штук?
Кореец перевел взгляд на пачку брошюр, взвесил ее на руке и авторитетно произнес:
– В этой пачке сто две штуки.
– Вот видите, – воскликнула Этель. – Сейчас же все пересчитайте!
Когда она ушла, Римо спросил:
– Зачем ты это сделал, Чиун? Ты же знаешь, что здесь ровно сто!
– Откуда такая уверенность? Что, непогрешимый не может ошибаться?
– Нет, я могу ошибаться, но в данном случае я прав. Здесь ровно сто штук.
– Ну и что? Из за каких то двух брошюрок ты ссоришься с нашей активисткой! Разве можно выиграть войну, проиграв все сражения?
– Черт побери, Чиун, я не в силах терпеть, чтобы эта женщина все время мной командовала. Кажется, я уже целую вечность ишачу на нее. Сотня есть сотня. Зачем мне их считать, если я могу по весу определить, сколько их?
– Потому что в противном случае все наши дамы уйдут. Что ты тогда станешь делать? Вернешься к своему глупому ребяческому плану применять против врага ограниченное насилие? К плану, который, скорее всего, приведет тебя к самоуничтожению? А как насчет твоего мистера Полани? Он что же, должен снова смириться с мыслью о поражении?
– Честно говоря, мне больше нравилось, когда мы проигрывали.
– Проигравшим всегда нравится проигрывать. Победа требует не только дисциплинированности, но и высокой нравственности.
– По твоему, нравственно заявлять, что в пачке сто две брошюры, когда их там ровно сто?
– Даже двести четырнадцать, если это необходимо.
– Чиун, ты возмутителен.
– А ты самонадеян, что еще хуже. Даже если в этой пачке сто штук, то вон в той всего девяносто девять. – И он указал на пачку брошюр, лежащую чуть поодаль на столе.
– Ошибаешься. Ровно сотня.
– Девяносто девять.
– Вот увидишь, сто. – Он нагнулся, схватил пачку и принялся громко считать вслух: – Один, два, три.
Пока он считал, Чиун вышел в приемную и подошел к столу миссис Хиршберг. |