Она глубоко вздохнула и опустила голову. Эмили так хотелось поговорить с кем-нибудь, описать всю сцену с той минуты, когда она переступила порог... да еще в этих ботинках. Девушка посмотрела на свою обувь. Заметил ли официант ее ботинки? Он наверняка заметил ее руки. А те мужчины, они сидели и улыбались ей. Они заметили ее.

Уже давно Эмили не чувствовала себя такой хорошенькой. Один или два раза Лэрри сказал, что она красива. Но это не имело значения, ведь она хотела услышать от него, что он любит ее. Но сейчас девушка чувствовала себя красивой.

Эмили остановилась перед витриной какого-то магазина ближе к концу улицы. Это был ювелирный магазин. Она увидела свое отражение на фоне большого квадрата из черного бархата, лежавшего на приподнятой с одного конца полке в центре окна. И отражение подтвердило ей, что сейчас она действительно была красива.

Но когда Эмили вгляделась в черный бархатный квадрат, улыбка медленно сошла с ее лица, ее глаза сощурились. Она так наклонилась вперед, что ее нос прижался к стеклу. Этого не может быть! Этого не может быть! Но это было. Двух таких вещиц быть не могло. Там лежали ее часы, часы, которые мистер Тутон продал для нее. Вот они лежат. Но неужели она сходит с ума? Наверное, или освещение спутало цифры. Она повернула голову набок, и одна сторона ее носа была почти полностью прижата к стеклу... Четыреста двадцать пять гиней!

Нет, нет, скорее всего, это не ее часы. Но это ее часы. Ее. Вот он красный камень в верхней части часов, возле булавки, и белые камушки, идущие вниз с каждой стороны золотой полоски, и голубые камушки в центре, и камушки меньшего размера вокруг циферблата. Девушка смотрела на эти часы каждый вечер и каждое утро, с тех пор, как Сеп оставил их ей. Это были ее часы.

Эмили стояла, выпрямившись, и качала головой. Ей было плохо. Что делать? Что можно сделать? Если она войдет в магазин и расскажет им свою историю, то что они на это скажут? Они спросят, как подобные часы попали к ней? Часы, стоящие четыреста двадцать пять гиней. Тогда ей придется рассказать о Сепе и о том, как они попали к нему, а они скажут, что он их украл.

Эх, мистер Тутон, мистер Тутон.

Девушка почувствовала внутреннюю боль. Она доверилась мистеру Тутону; она думала, что он честный человек, хороший человек. Теперь Эмили поняла, почему он ушел из фирмы и переехал. О да, да. Неужели в мире нет честных людей? Есть ли в мире хорошие люди? О! Она повернулась к витрине и положила на нее ладони, а сама продолжала шептать: «Это мои часы, мои часы».

Эмили услышала, как рядом с ней звякнул колокольчик, когда открылась дверь магазина, и быстро повернула голову. Она взглянула на мужчину, который внимательно смотрел на нее. Это был тот, из большого дома.

Тут же, словно только и ждала его, будто он только на минуту оставил ее, чтобы зайти в магазин, она заговорила с ним, вернее затараторила, показывая на черный бархатный квадрат и предмет, лежащий на нем.

— Посмотрите на это! Видите это? Четыреста двадцать пять гиней. Это мои часы. Это мои часы! — Ее голос стал громче.

Николас Стюарт встал рядом с ней и посмотрел на часы. Потом он взглянул на нее и спросил:

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, да. Со мной все в порядке, но вот эти часы - мои.

Мужчина взял ее за руку, пытаясь оттащить от витрины, но девушка вырвала ее у него и, обратившись к знакомому, сказала:

— Я не свихнулась! Я не сошла с ума! Это мои часы! Я дала их мистеру Тутону, чтобы он их продал для меня. Он был клерком стряпчего, который вел ваши дела и дела Лэрри. Он приехал в качестве судебного пристава и наблюдал за всем, пока Лэрри не покинул дом. Он показался мне хорошим человеком. — Она замолчала и медленно качала головой, не говоря ни слова. Потом сделала глубокий вдох и продолжила: — По крайней мере.