Я и не думал о том, чтобы быть храбрым. Но я и не думал о том, что боюсь.

Я не умею плавать.

Это было все, что вертелось у меня в голове. Обернувшись, я прыгнул со стола туда, куда только что нырнул Гэвин, где расходились круги на месте его падения. Вода была густой от ила и стояла на уровне моих плеч, и это означало, что Гэвину было как раз по ноздри. Он уже вынырнул на поверхность, отчаянно барахтаясь и крича. Когда я схватил его за ремень штанов, он чуть не вырвал мне руку с корнем, потому что решил, что его сцапал Старый Мозес.

— Гэвин! Это я, прекрати рваться! — крикнул я и приподнял его лицо над водой.

— Уг-ыг-уг, — ответил он сквозь вырывавшиеся изо рта пузыри.

Казалось, внутри Гэвина работает машина, высасывавшая остатки топлива из бака.

Позади меня, где-то в насквозь промокшей и темной комнате послышался тихий шум. Словно кто-то поднимался из воды.

Я быстро обернулся. Гэвин икнул и обеими руками схватил меня за шею так, что я едва мог продохнуть.

Я увидел то, что являет собой Старый Мозес — огромный, ужасный, от вида которого захватывало дух, он поднимался из воды как растущее на глазах дерево. У Мозеса была треугольная и плоская, как у змеи, голова, но я все-таки до сих пор уверен, что он был не просто змеем, поскольку впереди на его туловище, прямо под шеей, имелась пара небольших лап с острыми когтями. Я услышал, как хвост Мозеса с громким стуком крепко ударил под водой в стену так, что затрясся весь дом. От того, что Гэвин стискивал мне горло, мое лицо стало наливаться кровью.

Не видя глаз Мозеса, я полагал, что он смотрит на нас, ведь под водой он мог заметить карася в кромешной илистой тьме:

Я чувствовал, как он поднимается над нами, — и ощущение это было подобно виду грозно нависшего над головой острейшего тесака. Мне хотелось верить, что мы с Гэвином не слишком напоминали пару сцепившихся собак.

От Старого Мозеса исходил такой же запах, как от реки в полдень, — он пах болотом, туманом и густотой жизни. Нужно отметить, что рассказы о внушающем суеверный страх обитателе реки сильно преуменьшали его подлинный облик. Я мог гордиться тем, что он явился мне, этим мог похвастать мало кто из смертных. Хотя в тот момент я желал только одного: оказаться где угодно, пусть даже в школе, но только не здесь. По правде сказать, у меня не было времени особенно предаваться размышлениям и копаться в своих желаниях: голова Старого Мозеса качнулась вниз и стала стремительно опускаться к нам с Гэвином, напоминая острие огромной лопаты, и я услышал, как с шипением стали отворяться его челюсти. Попятившись, я крикнул Гэвину, чтобы он сделал то же самое, но тот держал меня мертвой хваткой. На его месте я бы поступил точно так же и ни за что бы не отпустил спасительную опору. Голова Старого Мозеса метнулась к нам. Я отпрянул назад, туда, где оказался узкий коридорчик, о котором я в тот момент и понятия не имел, — и зазубренные зубы вонзились в обе притолоки справа и слева от нас. Неудача взбесила Мозеса. Он попятился, снова бросился за добычей и опять с тем же самым успехом, хотя на этот раз дверной косяк треснул. Гэвин на моей спине плакал, издавая звуки вроде хнык-хнык-хнык, и волны, поднятые неугомонным Мозесом, то и дело заплескивали мне в нос и в рот. Что-то уперлось мне в левое плечо. От неожиданности и ужаса мое сердце чуть не выскочило из груди, а по спине побежали мурашки. Протянув руку, я нащупал в темноте черенок метлы, плававшей среди всякого мусора.

Старый Мозес испустил рык, подобный тому, что издает паровоз, у которого готов взорваться котел. Я увидел, как устрашающая тень его головы начала продвигаться по коридорчику, и вспомнил Тарзана Гордона Скотта, с копьем сражающегося с гигантским питоном. Я схватил метлу, и когда зубы Старого Мозеса снова с треском вгрызлись в косяк, вонзил ее прямо в зияющую разверстую глотку этого пожирателя беззащитных собак.