Последовало долгое уважительное молчание. Даже Крис был вынужден признать гениальность этого плана, – в той мере, в какой он его понял. Фрэнк Лутц улыбнулся и добавил:
– Таким образом мы избавимся от всех этих бесполезных бродяг и крестьян, которых пришлось взять на борт из‑за закона о принудительной вербовке. Полиция ни о чем не догадается, и Амальфи тоже; у них должно быть достаточно еды и, кстати, лекарств, чтобы содержать экипаж более чем в миллион человек. Им принять еще триста деревенских мужиков все равно, что проглотить таблетку аспирина, и наверняка они сочтут эту сделку честной, отдав всего машину и пару технарей, которые им не нужны. Самое красивое здесь то, что она, возможно, и _н_а _с_а_м_о_м_ д_е_л_е_ честная. Тут я перехожу к следующему соображению…
Но Крис не остался, чтобы выслушать следующее соображение. Бросив последний печальный взгляд на дремлющего астронома, который так хорошо к нему относился, он тихонько, как и подобало браконьеру, выбрался из зала заседаний и помчался в свое убежище.
На эту нору Крис наткнулся случайно. Расположенная в каком‑то складе на окраине города, она находилась в глубине гигантской груды тяжелых ящиков, очевидно сдвинувшихся в первые минуты взлета и образовавших громадный и запутанный трехмерный лабиринт, не обозначенный ни на одной карге города. Проделав карманным ножом дыру в стенке одного из ящиков, Крис обнаружил, что там находится горное оборудование. В остальных, видимо, было то же самое, поскольку на них на всех стоял один и тот же трафаретный кодовый номер. Скорее всего, подумал он, ящики не станут разбирать, пока Скрэнтон не опустится на какую‑нибудь планету; в полете городу негде вести горные работы.
Крис мог не покидать свою нору, во всяком случае, в ближайшее время. На складе имелся туалет, которым, похоже, никто не пользовался; и конечно же, оборудование никто не охранял – кто станет красть тяжелые машины, и куда с ними бежать? Если он будет осторожен и не устроит своими свечами пожар – в норе, достаточно хорошо продуваемой через лабиринт, всегда стояла кромешная тьма – то наверняка продержится, пока не кончится еда. После этого ему придется рисковать… но у него уже есть опыт браконьера.
Однако в его планах совсем не предусматривался посетитель.
Крис услышал в отдалении звук шагов и сразу задул свечу. Возможно, это лишь случайно забредший человек или всего‑навсего заблудившийся ребенок. На худой конец, еще один бедолага скрывается от Лутцевской идеи торговли людьми. Среди наваленных ящиков образовалось множество нор, а путь к норе Криса был настолько сложен, что они вдвоем могли бы неделями жить в этой груде, не встречаясь друг с другом.
Но когда Крис прислушался к тихо приближающимся шагам, его сердце упало. Незнакомец преодолевал лабиринт, не сделав ни одного ошибочного поворота, не говоря уже о шумном беспорядочном блуждании.
Кто‑то знал о тайнике Криса и теперь искал его.
Шаги стали громче, замедлились и стихли. Теперь Крис отчетливо различал чье‑то дыхание.
Затем ему прямо в лицо ударил луч карманного фонарика.
– Черт, Крис. Зажги свет, а?
Это был голос Фрэда Хэскинса. Злость и облегчение одновременно нахлынули на Криса. Этот верзила был его лучшим другом и почти что тезкой – ведь в конце концов, Фрэдли_О. _Хэскинс звучит ничуть не лучше, чем Криспин де Форд – но этот удар света в лицо выглядел как предательство.
– У меня только свечи. Если ты поставишь фонарик на торец, мне не надо будет возиться.
– О'кей. – Хэскинс уселся на пол, поставив фонарик на небольшой ящик, служивший Крису столом. Импровизированная лампа отбрасывала круг света на доски над головой. – А теперь позволь спросить тебя, чем ты, скажи на милость, занимаешься?
– Прячусь, – угрюмо ответил Крис.
– Это я вижу. |