– Простите, Ярослав Владимирович? – вежливо осведомился вахтер.

– Это я не вам, Петр Ильич, – преувеличенно ласковым голосом сообщил Дейнин и брякнул трубку на рычаг.

* * *

 Шура жила в старом пятиэтажном доме. Эти развалины собирались снести еще лет двадцать назад, но у градоначальства не то иссяк реформаторский пыл, не то просто закончились деньги, отведенные на социальные нужды. Как бы там ни было, ветхие памятники старины, отнюдь не охраняемые государством, продолжали скученно ютиться в недрах кварталов для бедноты.

 Поднимаясь по лестнице, смахивавшей на тренировочную полосу препятствий для пожарников или спецназовцев (чего стоили хотя бы шаткие перила, державшиеся на одном-двух прутьях!), Дейнин думал, что он скажет Шуре, когда она откроет ему дверь.

Однако на его звонок никто не ответил.

Дейнин приник ухом к двери. В квартире царила какая-то странная, ватная тишина.

«Все ясно, – сделал вывод Дейнин. – Эта дуреха даже не подумала о том, что ребенок долго не проживет. А теперь, наверное, прикидывает, как избавиться от его трупика так, чтобы не привлечь к себе внимания. Клон клоном, а хлопот потом не оберешься. Так что теперь она вряд ли откроет кому-нибудь. Будет думать, что это милиция. Забаррикадировалась и сидит тише воды, ниже травы… Черт, что же делать, а? Я ведь не могу, в самом деле, обратиться к официальным инстанциям! А ломать дверь тоже не будешь – хотя ребята внизу томятся, им только намекни – с петель дверь снесут, стену головой проломят. Силы-то у них есть – хоть отбавляй, не случайно их посылают эвакуировать самых буйных головорезов…»

Он еще раз нажал на кнопку звонка и повернулся, собираясь уходить.

Но замок за его спиной щелкнул, и дверь со скрипом отворилась.

Шура была в домашнем ситцевом платье, которое еще больше подчеркивало ее нездоровую полноту. Лицо у нее было каменным, и Дейнин понял, что она знает, зачем он пришел.

Здесь, в скудной домашней обстановке, она казалась еще более жалкой, чем в Центре, и он смотрел на нее, утратив дар речи, и сердце его сжималось все больнее с каждым мигом.

– Это я, Шурочка, – каким-то отвратительно заискивающим голосом наконец выдавил Дейнин. – Я хотел бы с тобой поговорить. Но только не здесь…

На секунду ему показалось, что сейчас, не произнеся ни звука, она захлопнет перед его носом обшарпанную дверь и больше не откроет, но Шура отвела в сторону взгляд и хрипло проговорила:

– Заходите, Ярослав Владимирович.

Оказавшись в полутемной прихожей, наполненной запахом заношенной обуви и еле освещаемой пыльной лампочкой, Дейнин нарочито бодро осведомился:

– Ну-с, куда можно пройти?

Шура на миг замялась, но потом махнула рукой куда-то в глубь коридора:

– Туда. Там – кухня.

– Та-ак, понятно, – протянул Дейнин, двигаясь в указанном направлении. – Там – кухня, тут – санузел… конечно же совмещенный… Там – комната… А вот еще одна комната…

– Соседки, – тихо сказала ему в спину Шура. – Только ее сейчас нет, она уже много лет здесь не живет…

– Я-асно, – протянул Дейнин, входя в тесную кухоньку. – Значит, одна здесь хозяйничаешь?

Шура шмыгнула носом и кивнула.

– Или теперь уже не одна? – грозно вопросил Дейнин, резко разворачиваясь, чтобы в упор уставиться на хозяйку дома. – Где он? В комнате?

– Вы о ком, Ярослав Владимирович? – пролепетала Шура, покрываясь багровыми пятнами.

– Ты знаешь, о ком, – прищурился Дейнин.