А значит, даже такая неудачница, как ты, может быть полезной людям…

Бессознательно повинуясь магии цифр, Шура начала с контейнера под самым маленьким номером.

Существо, которое там лежало, судорожно дергалось. Оно не плакало. Побочники вообще плачут редко. Чаще всего они орут нечеловеческим голосом. Если, конечно, у них все в порядке с легкими и ртом. Бывает и так, что каких-то органов у них не хватает, а бывает, что появляются такие органы, которых никогда не может, не должно быть у человека.

Кого только Шура не перевидала за время своих визитов в эту комнату!

Четырехруких и безногих, с огромной, как глобус, головой и со сплющенным черепом. С жабрами и со свиной щетиной. Багрово-синих и изжелта-зеленых. С прозрачной, словно у ящериц, кожей, сквозь которую можно отчетливо различить все внутренности, и с когтистыми, птичьими лапками вместо рук…

Сейчас экземпляры, которые предстояло усыпить (так Шура про себя именовала то, что ей поручал Дейнин), были не лучше.

Но она уже привыкла ко всему.

Единственное, что ее интересовало, – побыстрее закончить работу.

И она механически двигалась от контейнера к контейнеру, заученно выполняя простые движения и думая о своем.

Кнопка открывания крышки – курок. Кнопка – курок. Курок… И опять – курок…

Самые простые движения указательных пальцев.

Иногда рука ее пачкалась в какой-то скользкой, отвратительно пахнущей слизи, но она лишь сжимала зубы и терпела: ничего, вот закончу – и отмоюсь с мылом.

Двигаясь словно автомат, она безостановочно «усыпила» семерых, так что оставался всего один. Последний. Контейнер с номером сто восемьдесят пять.

Шура проделала обычные манипуляции (кнопка – пауза – крышка открывается – ствол инъектора направить внутрь), но вдруг застыла, как парализованная.

Потом медленно-медленно повернула голову, чтобы глянуть на то, что лежало внутри контейнера.

Ребенок, который там лежал, не шевелился. Он был бы похож на обычного, нормального новорожденного, если бы у него была нормальная голова. Но у этого головы почти не было. Во всяком случае, в привычном значении этого слова. Был только какой-то нарост, напоминающий набалдашник шеи, на котором не было ни рта, ни глаз, ни ушей. Только чуть заметные две дырочки ноздрей виднелись на плоском, синеватом в свете ртутных ламп лице.

Преодолевая себя, Шура подняла руку с инъектором и вновь замерла.

А потом инъектор глухо звякнул о бетон пола.

* * *

 После ухода Шуры Дейнину удалось сделать многое. Посетителей сегодня почему-то больше не наблюдалось, хотя была среда, приемный день. И телефон звонил не так уж часто, так что оставалось время сосредоточиться на работе.

 Прежде всего он закончил начатую еще в прошлом месяце статью для «Репродуктивной генетики», потом на три четверти написал следующую, на этот раз для «Проблем прикладной медицины», а напоследок всласть поковырялся в своей будущей докторской диссертации.

К действительности его вернул дребезжащий звонок внутреннего телефона.

Ярослав Владимирович взглянул на часы.

Для вечернего визита в инкубационную рановато.

Может, это Белке, то есть Белле Аркадьевне, вздумалось от скуки потрепаться с ним о том о сем?

Но это была не Белла. Голос в трубке оказался мужским и принадлежал он заведующему патологоанато-мического отделения Юрию Кемарскому – «главному по мертвецам», как его называли в Центре.

– Ярослав, привет, – обиженным голосом протянул «главный по мертвецам». – Одно из двух: или я слишком много пью, или ты… Иначе я ничего не понимаю!

– Ну, вообще-то мы с тобой действительно много пьем, Юра, – осторожно начал Дейнин.