В отличие от судебных заседаний по гражданским делам, проходивших в большом зале суда, слушания по сверхзадолженностям проводились в маленьком помещении, прозванном библиотекой из-за того, что там на единственном стеллаже пылились несколько томов законов. На секретаре суда красовалась мантия и кружевные брыжи, зато судья сидел в рубашке без пиджака. Глядя на него, можно было подумать, что находишься в офисе Национального агенства по безработице или какого-то социального учреждения, и то, что посетитель мог видеть и слышать там, лишь усиливало это впечатление.

Ситуация не предполагает обилия вариантов. Допустим, люди подали документы в комиссию по сверхзадолженностям — источник информации для Банка Франции в каждом департаменте («можно подумать, у Банка Франции нет других дел», — заметил Жан-Пьер). Вполне возможно, что их досье будет объявлено не подлежащим принятию, и они обжалуют это решение. Может статься, его примут, и комиссия разработает график погашения долгов, но один или несколько кредиторов оспорят его, ибо он уменьшает или даже аннулирует их долговое требование. Наконец, существует вероятность того, что судья узаконит план комиссии без всяких слушаний.

Прежде чем секретарь суда пригласила клиента в зал заседания, Жан-Пьер бросил взгляд на обложку папки с документами. Величина графы с именами кредиторов позволяла оценить размер ущерба. Поскольку речь шла о мадам А., он кивнул головой — бывало и хуже.

Мадам А. — сорокапятилетняя толстушка в обтягивающем зелено-лиловом спортивном костюме, с короткой челкой на лбу и большими очками причудливой формы на носу явно чувствовала себя не в своей тарелке. Задавая вопросы, Жан-Пьер всячески старался ее успокоить. «Ну, хорошо, — добродушно сказал он, — давайте посмотрим, что мы можем для вас сделать». И уже по его тону было понятно, что он как-то попытается помочь. Мадам А. зарабатывала 950 евро в месяц, работая санитаркой, растила двоих детей шести и четырех лет, получала на них пособия, а также субсидию на оплату жилья, но, поскольку она работала, субсидия была уменьшена, и теперь покрывала всего лишь треть квартирной платы. Ситуация стала критичной, когда три года назад она развелась с мужем, поскольку все расходы выросли вдвое. Когда Жан-Пьер спросил, есть ли у нее машина, женщина напряглась, почувствовав в этом вопросе опасность — на машину можно было наложить арест — и поспешила объяснить, что автомобиль ей крайне необходим, чтобы ездить на работу. Жан-Пьер ответил, что никто не собирается трогать ее машину, тем более, что ей больше десяти лет и она, пардон, не стоит даже ломаного гроша. Ну, а что насчет пособия по присмотру за детьми? Вы его получаете? Да, смущенно призналась мадам А., словно в этом было что-то постыдное.

На основании полученных сведений комиссия высчитала по таблице, предусмотренной Трудовым кодексом, ту часть ее доходов, что могла быть отведена на возмещение долгов — 57 евро в месяц. Вместе с невыплаченными налогами задолженность Государственному бюро по обустройству и строительству во Вьене, сдававшему ей квартиру, банку «Креди Мюнисипаль де Лион» и кредитным учреждениям «Франс-Финанс» и Cofinoga составляла 8675 евро. По расчетам комиссии выходило, что за десять лет мадам А. может возместить не более 6840 евро. Оставались еще 1835 евро, и комиссия предлагала этот долг ликвидировать. Но тогда требовалось определить, кто из кредиторов понесет ущерб. Прежде всего, должны быть уплачены налоги, таков закон. За ними идет Государственное бюро Вьена по обустройству и строительству — кредитор с социальной направленностью, поэтому разорять его нет никакого резона. Значит, ни с чем остаются «Креди Мюнисипаль», «Франс-Финанс» и Cofinoga.