Грейсон откашлялся. Он чувствовал себя примерно так, как если бы заснул днем – немного побаливала голова, подташнивало. Но и только.

– Кто-нибудь видел, как я это сделал? – спросил Грейсон.

Сестра поджала губы.

– Что, мой хороший? – спросила она и отвела взгляд. Просто отвела взгляд, но Грейсон понял: она что-то скрывает.

– И что… – начал было он. – Я сейчас поеду?

– Как только все будет готово, мы посадим тебя в авто-такси и отправим в академию Нимбуса. Таковы инструкции.

И вновь отвела взгляд.

Чтобы не вилять вокруг да около, Грейсон спросил прямо:

– Со мной что-нибудь не так? А?

Медсестра принялась теребить складки на уже сложенных полотенцах.

– Наша работа состоит в том, чтобы восстановить тебя, а не обсуждать то, что ты делал и что тебя убило, – сказала она.

– То, что я сделал, спасло жизни двух человек.

– Меня там не было, я ничего не видела и ничего про это не знаю. Единственное, что мне известно, так это то, что из-за твоего поступка тебя записали во фрики.

Грейсон не был уверен, что правильно расслышал.

– Во фрики? – переспросил он. – Меня?

Медсестра ободряюще улыбнулась.

– Это же не конец света, верно? – сказала она. – Я уверена, что ты быстро освободишься от нелепого ярлыка… Если, конечно, это входит в твои планы.

Затем она захлопала в ладоши, словно хотела стряхнуть с себя неловкую ситуацию, и весело сказала:

– А как насчет мороженого перед отъездом?

Пунктом назначения, предустановленным на авто-такси, было не общежитие, а административное здание академии Нимбуса. По прибытии Грейсона провели в конференц-зал со столом, рассчитанным человек на двадцать, хотя сидели за ним всего трое: ректор академии, декан и еще один чиновник, который, словно свирепый доберман, сверкал на Грейсона злыми глазами. Плохие новости обычно ходят тройками.

– Садитесь, мистер Толливер, – сказал ректор, черноволосый человек с аккуратно наведенной проседью по бокам черепа.

Декан постукивала карандашиком по пустой папке, а «доберман» просто смотрел, не мигая и источая ничем не прикрытую агрессию.

Грейсон сел.

– Вы хоть имеете представление, – начал ректор, – о том, какие неприятности вы навлекли на себя и на академию?

Грейсон ничего не отрицал. Увиливая, он бы просто растянул неприятную процедуру, а ему хотелось покончить со всем этим как можно быстрее.

– То, что я сделал, я сделал вполне осознанно, сэр, – сказал он.

Декан страдальчески хохотнула – звук для Грейсона одновременно и оскорбительный, и унизительный.

– Либо вы исключительно наивны, либо глупы, – саркастически прорычал «доберман».

Ректор поднял руку, призвав его к молчанию, и начал:

– Студент академии, сознательно вступивший в контакт со жнецами, даже с целью спасения их жизни, нарушает…

– …нарушает принципы разделения жнецов и государства, – подхватил Грейсон. – Статья пятнадцать, параграф три, если быть точным, сэр.

– Не старайся выглядеть умнее, чем ты есть, – вступила декан. – Тебе это не поможет.

– При всем моем к вам уважении, мадам, – отозвался Грейсон, – я вообще сомневаюсь, что мне поможет что-нибудь из того, что я могу сказать.

Ректор склонился к Грейсону.

– Единственное, что я хочу знать, – сказал он, – так это то, откуда вы про все узнали.