— Мой дорогой, в данный момент вы ничего не сможете сделать, — сказала Микки. — Пусть время залечит раны Жонкиль. Больше никто и ничто не сможет этого сделать.

— Может быть, и время не поможет. Может быть, она никогда не простит меня, — сказал Роланд.

Микки посмотрела на него; по ее лицу прошла тень, оно стало печальным. Это был совсем другой Роланд. Любовь изменила его, сделала его серьезным, робким, несчастным. Когда-то он смеялся над чувствами и презирал любовные переживания. Бедный Роланд!

— Что вы собираетесь делать? — спросила она наконец.

— Работать, — сказал он. — У меня уже есть работа.

— Где?

— В автомобильной компании «Спидо» комиссионером. Буду продавать машины. Я вчера встречался с управляющим. Во время войны он был в моем батальоне. Очень славный малый и горит желанием помочь мне. У меня будет небольшая зарплата и комиссионные. «Спидо», конечно, паршивая машина, и скорость низкая, но ее можно продать кое-где. Она дешевая.

— О, Роланд, какая ужасная работа для человека вашего положения, вашего ума!

— Вполне подходящая. Я не так уж умен. Вы этого еще не поняли? Я больше ни на что не способен. Я неудачник во всех смыслах, — проговорил он. Глаза его были полны горечи. — Я не хочу работать в Англии, я бы лучше уехал за границу. Но даже когда я был в Южной Африке, я был ленив и потерпел неудачу. Может быть, я преуспею как продавец машин?

— Роланд, не принижайте себя так, — сказала она резко. — Я не могу этого выносить. Вы заслуживаете гораздо, гораздо большего.

— Ну какое это имеет значение, если я буду зарабатывать себе на жизнь? — сказал он. — У меня нет определенной профессии. Я могу продавать машины так же, как собирать апельсины, или делать какую-нибудь другую работу, за которую я брался. Мое желание остаться в Лондоне сейчас диктуется тем, что здесь Жонкиль, и я хочу найти ее, охранять ее, если я смогу. И когда я буду абсолютно уверен, что все это безнадежно и что она никогда не простит меня, я уеду, найду какую-нибудь работу в Южной Африке и умру. Я просто не выдержу этой влажной жары.

Микки поджала губы. Она вскочила на ноги, подошла к нему, положила руку на его плечо и посмотрела ясным прямым взором.

— Роланд, — сказала она. — Когда вы так говорите, вы приводите меня в бешенство. Но у меня нет времени оставаться здесь больше и спорить. Генерал будет злиться, если я опоздаю. Мне нужно идти. Постарайтесь вести себя как мужчина. В конце концов победа будет за вами. Я верю в вас.

Он схватил ее руку и сжал ее. Его глаза смягчились, когда он смотрел на ее прелестное напудренное лицо, наполовину спрятанное в большом рысьем воротнике.

— Вы настоящий друг, Микки, — сказал он. — И я не стою вашей дружбы, но я постараюсь быть достойным вашей веры. Вы единственный человек на свете, который верит в меня.

Микки почувствовала ком в горле. Она ужасно боялась показаться сентиментальной или уронить хотя бы единую слезу перед тем, кого она называла «настоящим мужчиной». Поэтому она поспешно отвернулась, достала пуховку из громадной зеленой кожаной сумки и энергично стала пудрить нос.

— Ну что ж, преуспевайте в своей компании «Спидо», — сказала она шутливо, хотя ей очень хотелось сказать ему, что Жонкиль наверху. Зачем Жонкиль надо быть такой гордой маленькой идиоткой! Подумать только, пренебречь бесценным даром первой настоящей любви в жизни Роланда Чартера.

— Я начинаю работать завтра утром, — сказал Роланд, откашливаясь.