Это была роковая ошибка, о которой Эдуарду Ивановичу пришлось потом многократно жалеть.

Через два дня, поздно вечером, в квартиру Голенковых позвонили. Эдик, выпроводив жену с дочерью к теще, томился в ожидании любовницы и потому сразу же открыл дверь. И – остолбенел. На пороге стоял следователь городской прокуратуры. Позади его маячили неулыбчивые оперативники отдела собственной безопасности, люди суровые и безжалостные. А из-за спин визитеров скромно улыбался подследственный Сазонов…

«Пятнадцать минут назад этот гражданин передал вам взятку в размере тысячи долларов США, – казенным голосом объявил сотрудник прокуратуры, кивнув в сторону Жулика. – После чего сообщил нам об этом преступном эпизоде. По действующему законодательству лицо, сознавшееся в даче взятки, освобождается от уголовной ответственности. Вот постановление о производстве обыска в вашей квартире».

На какой-то момент Голенков утратил способность говорить. Последние три часа он безвылазно просидел дома, и никакого Сазонова, естественно, и в глаза не видел. Молча пробежал глазами по постановлению. Растерянно кивнул понятым – соседям с первого этажа… Однако довольно быстро взял себя в руки.

«Да откуда же у меня такие деньги? – хмыкнул он, испепеляя Жулика взглядом. – Почти годовая зарплата оперативника…»

Обыск в квартире длился недолго: спустя двадцать минут за шкафом была обнаружена сложенная конвертом салфетка, из которой выпало десять стодолларовых купюр. Угрюмые опера из отдела собственной безопасности притащили портативный детектор. Экспресс-анализ дал совершенно неожиданный результат. В инфракрасных лучах детектора на всех десяти банкнотах проступала четкая надпись: «ГОРОДСКАЯ ПРОКУРАТУРА. ВЗЯТКА». Серии и номера на купюрах удивительным образом соответствовали тем, что стояли на «контрольках», полученных Жуликом в прокуратуре. Дактилоскопическая экспертиза однозначно определила, что отпечатки пальцев на салфетке принадлежат гр. Голенкову Э. И.

Было очевидно – получив меченые доллары пятнадцать минут назад, Леха Сазонов каким-то непостижимым способом проник в голенковскую квартиру, незаметно для хозяина зафиксировал на салфетке отпечатки его пальцев, после чего сунул салфетку с завернутыми в нее баксами за шкаф. Совершить подобное без шапки-невидимки и гипнотизерских способностей было нереально. Оставалось лишь догадываться, каким именно образом профессиональный аферист умудрился совершить столь невероятный трюк…

Если бы этим делом занималась только прокуратура или только УСБ, скандал можно было бы замять. Но прокуратура страшно боялось «гестапо», то есть оперов Управления собственной безопасности, а опера из собственной безопасности – прокуратуру. Купюры с надписью «ГОРОДСКАЯ ПРОКУРАТУРА. ВЗЯТКА» и стали главным вещдоком уголовного дела по обвинению гр. Голенкова Э. И. в преступлении, предусмотренном статьей 290, ч. 2 Уголовного кодекса Российской Федерации. Обвинения против Алексея Сазонова, как и следовало ожидать, благополучно рассыпались…

Тогдашнее горотделовское начальство поспешило откреститься от ударника оперативно-розыскного труда. Голенков получил уничижающую характеристику: «морально неустойчив», «утратил доверие», «не пользуется уважением коллектива». Лучший друг, майор Коробейник, выступил на собрании с пламенной речью, в которой заклеймил отщепенца позором.

И тут привычное хладнокровие изменило Эдуарду Ивановичу. Он обозлился и сразу погнал волну. Голенков написал в Генпрокуратуру, что начальница детского спецприемника-распределителя противоестественным образом развращает несовершеннолетних преступников. Сигнализировал в местную милицейскую газетку «Честь мундира» о пытках, процветающих в Уголовном розыске. Настучал в инспекцию по личному составу, что майор Коробейник подчистил оценки в университетском дипломе.