- Нет, так нельзя! - горячо заговорил Александр. - Вы только послушайте...

И он, сильно волнуясь, сызнова повторил все. Только теперь говорил он со всеми подробностями: куда идет этот плот и почему идет так поздно. Рассказал, как он там, на Севере, нужен и как важно приплавить его до конца навигации. Перечислил, из кого состоит команда плота, рассказал, как тяжело было девушкам решиться на такое дальнее плавание и как все-таки они поплыли. Да, они могли бы стать на якорь где угодно: и в Старцевой, и в Дороговой, и в Усть-Каменной. Никто их не гнал. А они не стали. Без продуктов, одежда плохая - и поплыли дальше. Потому что каждый день - это пятьдесят километров. Бывает и больше. Цепи оборвало - и то не остановились. Можно еще плыть - плывут. Артель рыбу ловит сверх плана - это дело государственное, а плот сверх плана на самую важную стройку идет - это, выходит, не по-государственному? Да, их не догнал пароход. Но как обвинять, не зная, в чем дело! Никто не знает, что могло с ним случиться. Они вот и сами чуть не утонули сегодня. Енисей-батюшка - суровая река... Что ж, если не догнал пароход, значит, надо было и плот бросить? Выйти на берег и руки сложить? Так, что ли? Интересно, вот они - дедушка с засольщицей Афимьей, - как бы они поступили? Наверно, тоже бы не бросили...

Он говорил все горячее и горячее. Рассказал, как сегодня половина команды ягоды, орехи собирать поехала, а на плоту вовсе горсточка людей осталась. Лоцман больной. И опять-таки якорь не бросили. Можно плыть плывут. Вот так русские люди и на фронте делали - сверх предела сил своих сражались. Тем и Родину от врага спасли. Почему же после войны работать должны иначе? Будто Родину любят только в бою? Такими девушками, какие здесь плывут на плоту, каждому советскому человеку гордиться бы надо...

- А мы в жулики попали, - отирая пот со лба, закончил Александр. Слышали бы это наши девчата! Что ж, до свиданья, спасибо за обед, хозяева. Нельзя так нельзя. И без рыбы поплывем. Не знаю, чем будем кормиться, а плот все равно не остановим.

- Если обидела я вас сгоряча словом своим, - сказала Варя, - простите. Умысла у меня не было...

Тихо потрескивали в печке дрова, теплый пар поднимался от сохнущей на шестах одежды. Старик сидел, низко опустив голову. Афимья закусила губу.

- Конечно, - сказала она и нерешительно посмотрела на старика, - не знаю, как Степан... Правду вы говорите: нельзя плот останавливать. Можно бы дать вам...

- Я согласный, - не поднимая головы, ответил Степан.

- Есть у нас артельная рыба, своя, нам процент полагается. Ясно, могли бы бочонок дать. От нас двоих, может, и не получится, а со всей артели бочонок - дело пустое. Только люди-то все на лове.

- Ничего не скажут, - погладил бороду Степан, - на это дадут. Объясним. А за худые мои слова и вы не сердитесь. Забирайте рыбку себе на здоровье.

- Мы ведь не так, мы за деньги, - забеспокоилась Варя. - Сколько вам надо платить?

- Ай, вот еще - сколько! - словно отталкиваясь, замахала руками Афимья. - Не купленная, свой труд. Считайте - заемное.

- Нет, нет, это не дело! - воспротивился Александр. - Что значит заемное. Как же мы вам будем потом отдавать?

- И не отдадите - не обеднеем, - все продолжая отмахиваться, говорила Афимья, - а денег мы с вас ни за что не возьмем! Так, Степан?

Увидела лоток со свежей стерлядью, отставленный в сторону, сунула Варе:

- Это лоцману вашему на поправку.

Степан одобрительно кивнул головой.

А позже, когда нагруженная рыбой лодка вышла в реку, где чуть заметными звездочками горящих костров обозначался плот, Степан с Афимьей все стояли и смотрели ей вслед.