|
Но! Никто не имеет права поднять руку на сотрудника милиции. А вы оскорбили капитана советской милиции. Вот его рапорт! Что будем делать? - Судить, - сказал я, глядя ему в глаза. ї - Кого? - Меня, - сказал я. - Устроим открытый судебный процесс и выясним: кто на кого поднял руку. Вызовем на суд "Комсомолку", отдел агитации и пропаганды ЦК... Он помолчал, разглядывая меня, словно назначая мне другую цену, или прикидывая, с какой стороны зайти на этот раз. - Н-да... Странный вы человек, Андрей Борисович. Неужто вы не знаете, что у нас милицию не судят. Хотя, конечно, и у милиции бывают ошибки, мы тоже люди, знаете. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Ведь и газеты ошибаются, мы-то с вами знаем. Напишут про кого-нибудь, что он ударник труда, герой, а он, оказывается, жулик. Приписками занимается, очковтиратель. На него в ОБХСС целое дело. Но ведь газету не судят, верно? Поэтому, Андрей Борисович, мы с вами свои люди. А вы сразу - суд, разбирательство при открытых дверях, отдел агитации и пропаганды! Между прочим, еще не доказано, что вы и Зиялов - не одна компания. Зачем вы с ним из Ташкента в Баку прилетели? Кто он вам? - Одноклассник, - сказал я. - И только. - Ну, так это еще надо доказать! - он встал и прошелся по комнате, раскуривая трубку, и я невольно усмехнулся - так он стал вдруг похож на Сталина. Внешне совершенно иной человек, а двигается и говорит просто по-сталински: - Смотрите. С точки зрения органов, это выглядит так. Два одноклассника, один из них корреспондент всесоюзной газеты, везут из Ташкента в Баку партию наркотиков, и одного из них ловят, а второму удалось убежать в неизвестном направлении. Пока. Найдем и этого, конечно. Что вы улыбаетесь? - Нет, ничего. - Все-таки было занятно, как по-сталински у него это звучало. - Вы напрасно улыбаетесь. Наркотики - это очень серьезно. По Указу от 25 апреля 74 года "Об усилении борьбы с наркоманией" это теперь считается особо опасным преступлением. Так что по этому делу мы можем держать вас под стражей во время следствия до девяти месяцев, и имейте в виду - никакая редакция не поможет. Понимаете: девять месяцев вот в таких камерах, с уголовниками, убийцами, педерастами. В любую ночь они могут с вами сделать, что захотят. Ну, потом, может быть, и выяснится, что вы невиновны, но... Этот Фулевый - он к вам не приставал этой ночью? Ведь он педик, имейте в виду! А если не станете жить с ним - придушит. А не он - так другой. Я не могу дать вам отдельную камеру, хоть вы и корреспондент. Но... - Он вскинул на меня улыбающиеся глаза: - Собственно, это ваш выбор. Мы вас можем и отпустить... А? Как насчет того, чтобы прямо сейчас, вот отсюда пойти домой, принять душ, поспать, позагорать на пляже несколько дней, и - в Москву. А? Подлюга, он знал, на что брать! Нежная плоть зеленого Каспия накатила на меня, я представил, как именно сейчас, после этой жуткой ночи, этих нар, как можно вот сей момент нырнуть избитым телом в целительную йодистую плоть солоновато-теплого моря, а после, развалясь на пляжном песке, жариться под солнцем и пить холодное пиво. |
