«Ты на подвиг зовешь, комсомольский билет!»

Скажи в бане, шайками закидают.

В дверь тихо постучали. Вошла Таня. В руках у нее был большой конверт из плотной белой бумаги.

– Не спите? – спросила она. – Ребята попросили передать вам. От нас на память.

– Что это?

– Посмотрите.

В конверте был цветной фотоснимок. На нем – человек сто молодых строителей в парадных форменках, стоявших рядами, как хористы. Сзади – тяжелый багровый бархат Знамени Победы.

А в центре первого ряда – увешанный орденами старичок в парадном мундире с маршальскими звездами на золотых погонах. И пять крестиков в разных концах снимка. Ближе всех к маршалу стояла Таня.

– Узнал? – спросила она, как-то естественно перейдя на «ты».

– Сукины дети, – пробормотал Лозовский. – Сразу не могли сказать?

– Это я попросила не говорить.

– Почему?

– Не знаю. Ты так замечательно врал. А на самом деле не врал, а все время говорил правду. Мы действительно взяли по несколько дней за свой счет, чтобы побыть дома. Ты очень талантливый журналист, Володя Лозовский. Я читала твои очерки об Афганистане. Страшно там было?

Он неопределенно пожал плечами:

– Чего страшного? Сиди себе в штабе, пей водку с офицерами и слушай. А потом пиши.

Она остановилась возле тумбочки и взяла часы, которые Лозовский снял, когда вошел в номер.

– Командирские. Откуда у тебя такие часы?

– Купил. Или кто-то подарил. Не помню.

– Три года назад у меня под Кандагаром погиб жених, – помолчав, проговорила она. – Он был старшим лейтенантом, вертолетчиком. Мне прислали его часы. Такие же, командирские. Ему их подарил командующий Сороковой армией генерал Ермаков. С надписью. Я их храню.

Она перевернула часы и прочитала гравировку на обратной стороне:

– "Журналисту Владимиру Лозовскому. За мужество. Генерал Ермаков. Кабул". О Господи! Ты опять соврал! Но зачем, зачем?!

– Ну, не все же время говорить правду. Так недолго и дисквалифицироваться.

Она положила ему на плечи руки, подняла беззащитные глаза и попросила:

– Ничего не говори. А то я потом буду думать, правду ты сказал или соврал.

Когда в раннем рассвете поблекли фонари за окном, она спросила:

– Что такое правда, Володя?

– Правда – это как жираф, – объяснил он. – Один раз увидишь и уже ни с чем не спутаешь. В Библии сказано: «И ты узнаешь правду, и правда сделает тебя свободным».

– А что такое свобода?

– Не знаю. Этого жирафа я еще никогда не видел.

– А я знаю, – сказала она. – Свобода – она как эта ночь. Свобода – это любовь.

– Может быть, – подумав, согласился Лозовский. – Женская красота – это тоже свобода. Женская нагота. Она неподцензурна. Она уравнивает всех.

– Обними меня, – попросила она. – Крепко.

А потом сказала:

– Этой ночью мы были свободными. Потому что больше мы не встретимся никогда.

В семь утра под окнами гостиницы нетерпеливо засигналил аэродромный автобус, через час самолет взлетел и приземлился в Тынде, где в одиноком вагончике на стадионе сатанела от безделья съемочная группа Центрального телевидения, опухшая от портвейна «Агдам».