– Во-первых, мы – это мы. Во-вторых, мы – это «Российский курьер». А в-третьих, мы – это демократическая Россия.
– И нас на подвиг зовет комсомольский билет, – ухмыльнулась Регина.
– Ну и молодежь пошла! – сокрушенно покачал головой Лозовский. – А, Петрович? Ничего святого!
– Мало святого, мало, – подтвердил Тюрин. – Не построят они капитализма.
Из коридора послышался шум, всунулась Фаина:
– Летучка, господа, быстренько собираемся, не заставляем себя ждать!
Лозовский посмотрел на часы. Беседа президента ОАО «Союз» и главного редактора «Российского курьера» продолжалась сорок минут. За это время можно о многом договориться. Договорились или не договорились? А если договорились, о чем?
Это будет понятно по тому, как пойдет обсуждение номера.
Понять это было важно, потому что любая серьезная договоренность тюменского нефтебарона с Поповым усиливала позиции Попова в той незаметной для постороннего взгляда борьбе, которая постоянно идет в любом редакционном коллективе и обостряется во время кризисов.
До открытого мордобоя с поножовщиной в «Российском курьере» не дошло, но ситуация была напряжена до такой степени, что любая мелочь могла вызвать разрушительную войну, в которой никогда не бывает победителей, а бывают лишь побежденные. Как в семейных распрях прежде всего страдают дети, ради которых и существует семья, так и в редакционных войнах интересы издания становятся первой жертвой столкновения противоборствующих группировок.
Одну из таких группировок в «Российском курьере» возглавлял Попов. В нее входили журналисты, которых он привел с собой после назначения главным редактором, и те из сотрудников «Курьера», жизненный опыт которых подсказывал им, что начальство не проигрывает никогда.
Лидером противостоящей стороны был Лозовский.
V
Как и все, что происходило в России в постсоветские времена, еженедельник «Российский курьер» возник с результате случайного стечения обстоятельств, никак не связанных между собой. Тот мелкий житейский факт, что в пору своей недолгой стажировки в «Правде» Лозовский съездил в ФРГ, и такая же мелкая житейская мелочь, что его записали в льготную очередь на «Жигули» «ВАЗ-2107», при нормальном течении жизни существовали бы сами по себе, а коммерческие инициативы экономиста Московского горкома комсомола Саввы Бровермана – сами по себе. Но как в мутном потоке вешних вод все перемешивается и сочетается несочетаемое, так же слепились пути Лозовского и Бровермана, а мелкие житейские обстоятельства обоих, совместившись, обрели значение воистину судьбоносное.
Про поездку в ФРГ Лозовский вспоминал с удовольствием, а про очередь на «Жигули» и думать забыл. И чрезвычайно удивился, когда вдруг получил открытку из техцентра на Варшавке. Его извещали, что в течение месяца ему нужно внести в кассу техцентра восемь тысяч четыреста двадцать шесть рублей и стать счастливым обладателем «семерки». Открытка пришла как раз в тот момент, когда Лозовский сидел на нулях, поэтому он воспринял ее с горькой иронией, как насмешку судьбы. В этом смысле он и упомянул о ней в пивбаре Центрального дома журналиста, куда завернул выпить кружку пильзенского и одолжить у кого-нибудь рублей тридцать – сорок до гонорара. Случившийся при разговоре Броверман неожиданно занервничал, вытащил Лозовского из-за столика и отвел в дальний темный угол фойе.
– Что ты сделал с открыткой? – ужасным голосом спросил он.
– Да ничего, где-то валяется. А в чем дело?
– Давно валяется?
– Недели две.
– Где открытка?
– Дома. |