Фантастическое, или инопланетное, происхождение каменных изваяний Хейердал также опроверг: под его руководством и за его счёт местные мужики рапа-нуи вручную вырубили новодельного истукана, неотличимого от оригинальных, затем переволокли к берегу и поставили на попа. Использовались только мускульная сила и брёвна-рычаги.

Наука жестока и цинична. Наука всегда готова уничтожить любую сладостную романтическую легенду в угоду примитивному механицизму.

Я убеждён, что великий Тур всю жизнь прожил внутри этого противоречия: с одной стороны, человек хочет верить в непознаваемые загадки и неразгадываемые тайны, с другой стороны – жаждет любую тайну разгадать, разоблачить, свести к примитиву, к унылой и неопровержимой математике.

Хейердал развенчал легенду острова Пасхи – но не всю и не до конца.

В последующие недели я в этом убедился.

Тот день – второй – закончился удивительно.

Окно моей комнаты выходило на пустырёк, шагов двадцать в поперечнике, сплошь заросший густейшей травой выше колена; едва я, уставший от чтения и от боли в заднице (велосипед – снаряд серьёзный), смежил глаза, как услышал: нечто огромное, бурно вздыхающее, пришло и зашуршало, засопело, зафыркало и затопало; выглянув, я обнаружил перед собой на расстоянии вытянутой руки морду лошади.

Латиноамериканский свободный выпас применялся не только в отношении рогатого скота – но для всех домашних животных вообще.

Лошадь – длинноногая, гладкая – пришла под моё окно устроиться на ночлег.

Я сунул ей кусок хлеба – не взяла, посмотрела равнодушно, отвернулась, – на кой ляд мне твой хлеб, ежели я на свободном выпасе! – поразмышляла, затем улеглась на бок в двух метрах от моего подоконника и затихла.

Так мы оба с нею заснули, практически рядом, разделённые лишь дощатой стеночкой.

От лошади веяло покоем, я ей позавидовал.

На некоторое время мне самому захотелось стать лошадью с острова Пасхи.

Той ночью мне приснилось родное село Узуново, пацаны в тренировочных штанах, заправленных в сбитые кирзачи, с круглыми рязанскими лицами.

Несколько следующих дней я израсходовал на пешие походы по столице острова и окрестностям.

Раз в неделю здесь устраивали специальный концерт для туристов, с танцами и исполнением песен под гитару укулеле. Я не пошёл смотреть, и вообще держался от туристов подальше; меня бесила мысль, что я сам – ебучий турист, такой же богатый обыватель, явившийся сюда, чтоб развеять буржуазную скуку.

Это был самообман, конечно.

В общем, народ рапа-нуи жил ничего себе, благополучно; по острову ездили две дюжины потёртых японских джипов-грузовичков, центральные улицы были замощены булыжником; здесь имелись полиция в белогвардейских фуражках, здравоохранение, школа и детские сады; ближний к моей гостинице детский сад назывался «Харе Нга Поки», что значило «счастливый ребёнок».

Я нашёл скромный особнячок с широкими окнами и доской с надписью «парламент» – то был местный центр власти, аналог Кремля. В отличие от Кремля, особнячок был закрыт на навесной замок.

На соседней улице возвышался скромный католический храм, а неподалёку – несколько сувенирных лавочек и местный географический музей.

В музее я провёл целый день, сделал множество фотографий и записей, и пять раз пожалел, что скверно читаю по-английски.

Цены в сувенирных лавках были совершенно ломовые; обильно предлагались к продаже разнообразные копии ритуальных крючков «мангаи» – тех самых, вырезаемых из костей врагов.