Когда созерцание надоедает, я встаю и ухожу.

Кромешный мрак; я с трудом нащупываю тропинку, дважды спотыкаюсь о камни и падаю, защищая ладонью лицо, чтоб не разбить его.

Камни повсюду: всевозможные куски вулканической лавы, остроугольные, если неудачно упасть – можно сильно пораниться.

Я иду медленно. Впереди, примерно в полутора километрах, светятся огни Ханга-Роа. Я держу направление на эти огни.

Мне тут нравится. Я прихожу сюда каждый вечер.

На это капище, или на другое, – их несколько в ближайшей округе. До каждого проложена или тропа, или грунтовая дорога; я побывал везде.

От скуки я закуриваю, и в свете загоревшейся зажигалки вижу: ко мне приближаются две фигуры.

– Хэлло, – доносится из темноты.

Это звучит то ли как «алоха» – гавайское «здравствуйте», – то ли как «хэй», но ещё более напоминает просто хриплый выдох: э, стоять.

– Дай сигарету, – сказали из темноты, то ли по испански, то ли на местном языке; слово «сигарета» везде одинаковое.

Они подходят метра на два, держась рядом; я их скорее угадываю, чем различаю.

– Да, – говорю я, – да.

И протягиваю обоим по сигарете.

«Блять, – думаю, – вот попал. Сейчас по голове дадут и съедят. И крючков из моих костей наделают».

Двое из темноты не проявляют никаких враждебных намерений; только стоят и смотрят.

Я ощущаю страх, и понимаю, что эти двое тоже чувствуют мой страх, – возможно, они так развлекаются, пугают приезжих?

Для них я не совсем человек – некто вроде марсианина, совершенно посторонний, alien.

Я заплатил целое состояние, чтобы прилететь и посмотреть на то, что они видят каждый день.

О существовании щедрого журнала «Объява» они не подозревают.

Конечно, вряд ли они собираются поужинать мною; последний случай каннибализма в тихоокеанском регионе был зафиксирован сорок лет назад, далеко отсюда, на Маркизских островах.

Я прочитал об этом статью не далее как позавчера.

Но двое местных из темноты могли не читать ту статью.

Они медлят. Сигареты взяли, но не закуривают.

Ничего не будет, думаю я, не тронут, остров маленький, все всех знают, и полиция есть.

Местные вообще не являются, мягко сказать, образцами гостеприимства; все как один – себе на уме, за туристами не бегают – скорее, терпят; хотя живут все за счёт приезжих.

В первые дни я пытался сфотографировать нескольких рапануйцев, наиболее живописных. Жена – она у меня кинорежиссёр, немного понимает в изобразительном искусстве, – несколько раз говорила, что, если на изображении нет человека – значит, нет ничего. Вспомнив её слова, я хотел сделать несколько портретов аборигенов – но каждый раз, спрашивая разрешение, получал мгновенный резкий отказ.

Двое исчезают так же быстро, как появились. Вот же черти, думаю я, в темноте видят.

Шагаю дальше на слабых ногах. Курю четвёртую подряд.

Пачка кончается, завтра надо покупать другую.

Сигареты здесь дорогие, зато вкусные.

Думаю о том, что даже самый смелый человек легко может обосраться от страха, оказавшись вне привычного мира, в незнакомой ситуации.

Я вспоминаю, как задрожал и вспотел, когда они вышли из темноты; мог бы нашарить под ногами каменюку, сказать «а ну, сука, нахуй пошли» – но не нашарил, не сказал, дал заднюю.

После того случая я специально несколько вечеров подряд ходил по той же тропинке к тому же капищу, но никого больше не встречал.