Я всё засадил на жратву и на сувениры. Одних только акульих зубов, подвешенных на гайтанах, приобрёл около десятка. Всем известно, что возвращаться в Москву из далёкого путешествия без подарков не принято.
Но наутро я попросил хозяина Мэлвиса помочь мне арендовать сёрф-борд.
Хозяин Мэлвис кивнул, загрузился в свой покоцанный джип «Сузуки» и уехал, дребезжа движком (по-моему, ему надо было менять прокладку), – а когда вернулся, объявил, что затея будет стоить сто долларов в день. Я тут же согласился, сунул в карман мятые доллары, и мы поехали на адрес.
Нас встретил пацан лет двадцати, приблизительно похожий на персонажа кун-фу-муви. В плечах он был в два раза шире, чем в поясе. Густые чёрные волосы сбиты в дреды.
– Меня зовут Хуан, – сказал он. – Пойдём за мной.
На заднем дворе бунгало Хуана, в высоких лопухах, лежали одна на другой три или четыре побитые доски для сёрфинга; я сделал вид, что понимаю в вопросе, вытянул одну, поставил вертикально, погладил ладонью: вроде ничего.
Тут же рассчитались. Я заплатил двести, за два дня. Хуан ушёл в дом, вернулся со шнуром, привязал к доске. По-английски он говорил гораздо лучше меня, и это был условный, элементарный пиджин-инглиш, – но я понял едва треть из сказанного.
Не стал переживать по этому поводу, крепко пожал руку Хуана, подхватил доску и сразу пошёл на берег; а чего откладывать?
День был жаркий, я решил не снимать хлопковую футболку. Все взрослые сёрферы плавали в специальной одежде, защищающей тело от солнца. Растворённые в океанской воде кристаллы соли действуют как линза, усиливая воздействие ультрафиолета; находясь в воде, можно сильно обгореть буквально в несколько минут.
Но зато сёрферы всегда щеголяют самым крутым, глубоким загаром.
Я привязал шнур к ноге, сделал серьёзную физиономию и полез в воду.
Мне казалось, что все на меня смотрят.
Заплыв окончился полным позором. Пацифик обошёлся со мной сурово. Первую, самую слабую, прибойную волну я кое-как преодолевал, но уже вторая, заметно больше первой, относила меня назад, на глубину в метр; приходилось вставать и вместе с доской пешком снова идти на глубину. Вода то и дело сбивала меня с ног. Мокрую фуфайку скручивало и задирало к самым плечам.
С пятой попытки мне наконец удалось лечь на доску, направить её носом к волне и начать грести руками. Но через считанные минуты руки ослабели и отказались повиноваться: к этому я был не готов. Плечи и предплечья онемели и выключились совсем. Так бывает в спортивном зале: выжал штангу десять раз, но одиннадцатый – уже не можешь, как бы ни старался, как бы ни рычал от натуги. У любого усилия есть предел.
Обескураженный, наглотавшийся солёной пены, я попытался сделать паузу, дать рукам отдых, – но меня тут же снесло назад, и я выкарабкался на сушу, задохнувшийся, в футболке, обвитой винтом вокруг тела.
Руки совсем не слушались, я не мог поднять их выше груди; сил едва хватило, чтоб очистить доску от налипшего песка.
Но обратно я брёл страшно гордый, влача сёрф под локтем.
Не научился, нет – но попробовал.
«Хотя бы попытался», как говорил любимый всеми нами парень по имени Макмёрфи.
Руки и плечи болели потом весь вечер и всю ночь.
При плавании на доске у человека нагружается задняя мышца плеча, так называемая «задняя дельта». В обычной жизни эта мышца не работает, и у большинства людей она почти атрофирована. Даже профессиональные бодибилдеры знают, что накачать заднюю дельту трудно. |