Анжелика и ее старшая дочь
пытались вскочить и спастись бегством, но разве можно убежать от
разъяренного зверя? Несколько минут он терзал их обеих, рыча от восторга,
когда его беспорядочные удары приходились на самые уязвимые места; он не
пропустил даже мертвое тело девочки, откусив от него большой кусок; его
член, который я не переставала ласкать, дотягиваясь до него снизу или сзади,
достиг невероятных, потрясающих размеров.
Постепенно его жестокость стала принимать более утонченные формы. Он
вернулся к своей любовнице, и мы вместе привязали несчастную к деревянной
скамье. Он взобрался на нее и острыми когтями вырвал ей глаза и нос,
разодрал щеки; удивительно, но она все еще кричала, пока каннибал целовал
то, что осталось от ее некогда прекрасного лица, а я еще сильнее ласкала
его.
"Если бы не я, если бы не мое вероломство и коварство, он ни за что не
додумался бы до таких ужасов, и я - их единственная причина", - так думала
я, и эта сладостная мысль заставила меня содрогнуться от оргазма. Моберти же
продолжал свое ужасное занятие; продолжал, как безумный, целовать в губы
полумертвую женщину, стараясь не упустить ни одного спазма предсмертной
агонии своей любовницы, которую он когда-то боготворил. Он перевернул ее,
изувечил ей заднюю часть и заставил меня вливать расплавленный воск в раны;
наконец пришел в неописуемое неистовство, оттолкнул меня, разорвал на куски
предмет своей страсти и разбросал останки по всей комнате.
Потом, опьяненный нестихающим гневом и похотью, он принялся за двух
оставшихся в живых жертв. Он взмахнул лапой и вырвал плод из чрева матери,
еще один взмах - и девочка превратилась в окровавленный кусок мяса. После
этого маньяк стрелой ворвался в мой зад и там, вместе со своим проклятым
семенем, сбросил жажду убийства, которая ставила его вровень с самыми
опасными хищниками на земле...
И мы поспешили обратно в Венецию, обещав друг другу встретиться при
первой возможности и обсудить последние детали сотрудничества, к которому у
меня с самого начала не было никакого желания.
Я провела бессонную ночь. Одни боги знают, как я извивалась и стонала
от удовольствия в объятиях своих служанок, вспоминая чудовищные
преступления, которыми запятнала себя. В ту ночь я поняла, что среди
наслаждений, которые предлагает нам жизнь, ни одно не может сравниться с
убийством; что если эта страсть проторила путь в человеческое сердце,
изгнать ее оттуда невозможно. Поистине, ничто, абсолютно ничто в мире не
сравнится с жаждой кровопролития. Стоит один раз утолить ее, и с этой минуты
ваша жизнь будет немыслима без жертвоприношений.
Однако ни за что на свете я бы не согласилась на предложение Моберти,
ибо, как я уже говорила, оно таило в себе опасностей неизмеримо больше,
нежели выгод; твердо решившись отказаться, я рассказала обо всем Дюран,
которая одобрила мое решение, прибавив, что развратный разбойник через три
месяца поступит со мной точно так же, как поступил с Дзанетти. |