|
Колесо наверняка бы остановилось. Чума пришла бы и ушла. Выжившие смогли бы пережить Вейр-Зиму. – Всегда кто-то выживет. Таков закон природы. – Мой муж показал мне, что такое закон природы, так что благодарю покорно. Я больше не хочу замуж. Они замолчали. Вошел молодой Одим и объявил, что Торес Лахл дожидается Лутерина наверху. Лутерин выругался и, спотыкаясь, двинулся по скрипучей лестнице следом за купцом, даже не оглянувшись на Инсил, уверенный в том, что та еще некоторое время никуда не денется. Лутерина проводили в небольшой кабинет, где роль двери исполняла занавеска. Внутри единственным предметом обстановки была кровать. Возле кровати стояла Торес Лахл. Его поразило то, какой коренастой она стала, но потом он вспомнил, что и сам теперь выглядит так же. Возраст Торес был заметен. Хотя она одевалась по-прежнему так, как в былые времена, в волосах появилась седина. Кожа на щеках загрубела и обветрилась от мороза. Глаза смотрели тяжело, хотя при виде Лутерина в них зажегся свет узнавания. Она ничем не походила на Инсил, в том числе спокойной выдержанностью, с которой позволила ему рассмотреть себя. Торес была обута в сапоги. Ее платье было старым и заплатанным. Внезапно она сняла с головы меховую шапку – в знак приветствия или уважения, он не понял. Он шагнул к ней навстречу. Торес немедленно шагнула к нему, обняла и расцеловала в обе щеки. – С тобой все в порядке? – спросил он. – Вчера я видела тебя. Я ждала снаружи Колеса, когда тебя выпустят. Я окликнула тебя, но ты не оглянулся. – Снаружи было столько света, я ослеп. В его голове было пусто от оччары, и он не мог придумать, что сказать. Ему бы хотелось, чтобы она шутила с ним, как Инсил. Увидев, что Торес не собирается улыбаться, он спросил: – Ты знаешь Инсил Эсикананзи? – Мы подружились и поддерживали друг друга в разные времена. Столько лет прошло, Лутерин... Что ты собираешься делать? – Что делать? Солнце зашло. – Но жить-то надо. – Я искупил свою вину, но снова в бегах... Меня могут обвинить в чем угодно, даже в смерти Аспераманки. Он тяжело опустился на кровать. – Аспераманка умер? Вот уж, действительно, благая весть... – она рассмеялась, а потом сказала: – Если ты доверяешь мне, Лутерин, я могу отвести тебя в свое убежище. – Из-за меня тебе будет грозить опасность. – Наши отношения должны быть другими. Я еще молода, Лутерин. Ты еще хочешь меня? Видя, что он медлит в нерешительности, она умоляюще продолжила: – Ты нужен мне, Лутерин. Когда-то ты любил меня, так мне казалось. Что тебе делать здесь, в городе, в окружении врагов? – Можно сражаться, – ответил он. И рассмеялся. Они начали осторожно спускаться по ступенькам, старясь не оступиться в темноте. В самом низу Лутерин оглянулся на дальнюю комнату. К его удивлению, на кушетке уже никого не было – Инсил ушла. Они попрощались с молодым Одимом и вышли в ночь. В сгущающейся тьме в небесах несся Аверн, продолжая свое стремительное странствие по орбите. Аверн превратился в глаз мертвеца. Настал день, когда замечательные машины отслужили свое. Системы жизнеобеспечения и ремонта действовали лишь частично. Многие другие системы – но не самые жизненно важные – еще функционировали. Воздух поступал в помещения и очищался. Машины-мусорщики по-прежнему регулярно ползали по переходам. Компьютеры продолжали обмен информацией. Машины по приготовлению кофе исправно кипятили воду и готовили напиток. Стабилизаторы орбиты автоматически поддерживали движение Земной станции наблюдения вокруг Гелликонии. |
