|
Сучками и ведьмами, которые выходили к ним из леса, появлялись из самых корней... Ходили слухи, что ондодки живут даже с фагорами-самцами. Ладно, он больше на это не польстится. Все это осталось в прошлом, как и смерть его брата, и лучше об этом забыть. Поместье Эсикананзи нельзя было назвать красивым. Главными чертами его архитектуры были грубые ломаные линии; дома строились с таким расчетом, чтобы противостоять суровому северному климату. В основании домов шел мощный слепой арочный фундамент. Узкие окна с тяжелыми ставнями начинались лишь от второго этажа. Все строение напоминало пирамиду со срезанной вершиной. Бой колокола на колокольне поместья олицетворял суровость здешних мест, словно укрывшуюся в самом сердце северного дома. Лутерин спрыгнул с хоксни и дернул за ручку дверного звонка. Он был рослым широкоплечим парнем, уже хорошо тренированным и ловким, в традици-онной сиборнальской манере, с лицом круглым и пышущим природным добродушием, хотя сей-час брови, сдвинутые в ожидании появления Инсил, и сжатые по той же причине губы придава-ли лицу излишнюю суровость. Напряжение и серьезность делали юношу похожим на отца, но серые глаза его лучились, в отличие от глаз отца – темных, с будто углубленными зрачками. Волосы Лутерина, густыми завитками спускавшиеся почти до плеч, были темно-рыжими и составляли полную противоположность гладкой черноте волос цвета «воронова крыла» девуш-ки, прихода которой он так ждал. По Инсил Эсикананзи сразу было видно: вот наследница из могущественной семьи. Она умела быть презрительной и холодной. Она мучила. Она лгала. Она в совершенстве владела ис-кусством беззащитности; в иных случаях, если это было более уместно, она верховодила. От ее улыбки веяло зимним холодом – от улыбки, более связанной с выражением вежливости, чем с ее действительным настроением. Ее фиалковые глаза глядели невыносимо равнодушно. Она пересекала зал-прихожую, неся кувшин с водой, крепко ухватив сосуд за обе ручки. Оказавшись напротив Лутерина, Инсил чуть вздернула подбородок: то был безмолвный досад-ливый вопрос. Для Лутерина Инсил была невыносимо желанной – еще более желанной из-за своих капризов. Перед ним была девушка, на которой ему предстояло жениться согласно договору, заклю-ченному между его семьей и семьей Эсикананзи сразу после рождения Инсил, договору, пресле-дующему единственную цель – укрепить связи между самыми могущественными людьми окру-ги. Стоило Лутерину оказаться в обществе Инсил, как он мгновенно вспомнил привычное ощущение извечной обеспокоенности, почувствовал, что опутан мучительной сетью жалоб, ко-торую девушка ткала вокруг себя. – А, Лутерин, вижу, ты снова на ногах. Ты великолепен. И, как покорный долгу будущий супруг, надушился вонючим потом хоксни, перед тем как предстать перед невестой и рассыпаться в комплиментах. Ты вырос с тех пор, как улегся в постель, – в особенности твой стан. Инсил уклонилась от его объятий, ловко заслонившись кувшином. Тогда он положил руку на ее тонкую талию, и девушка позволила проводить себя до подножия широкой, но темной ле-стницы, маршам которой добавляли мрачности картины. С них на проходящих смотрели мерт-вые Эсикананзи, словно ушедшие в привязь лики, темные как из-за манеры письма, так и про-текшего времени. – Не издевайся надо мной, Сил. Я скоро опять похудею. То, что я снова обрел здоровье, – уже чудо. Личный колокольчик Инсил звякал при каждом ее шаге с одной ступеньки на другую. – Моя мать тоже нездорова. Она всегда нездорова. И моя худоба и стройность – это бо-лезнь, а не здоровье. Тебе повезло – ты оказался у наших дверей, когда моих скучных родителей и еще более скучных братьев, включая и твоего друга Умата, нет дома. |
