Однако нынешнее его заявление ошеломляло.

— Воеводе известно, что мы никогда не осмелились бы обсуждать то, что исходит от Блистательного Трона. — Его голос скользил, как змея по шелковому ковру. — Однако… простите мне мой вопрос… является ли предполагаемый поход прямой волей императора, или же это решение принято… в более низких и, следовательно, могущих ошибаться кругах… скажем, на провинциальном уровне?

— Вы хотите знать, Эрсер, не я ли это придумал, — отрывисто засмеялся Сидир, — и если нет, то насколько высоки головы, через которые вам нужно перескочить, чтобы отменить решение?

— Нет-нет! Бог, сущий во всем и надо всем, видит, что я говорю правду. Воевода и… — Едва заметная пауза, легкий поворот прикрытых веками глаз в сторону Юруссуна. — …и Глас Империи представляют здесь Блистательный Трон. Их совместная воля не подлежит обсуждению. Но оба они проявили себя настолько мудрыми, что готовы выслушать совет… совет от тех, да позволено мне будет напомнить, чьи предки также имели некоторый опыт… в имперских делах.

Юруссун сидел неподвижно, с ничего не выражающим лицом. Возможно, он как ученый-философ размышлял о Девяти истинных принципах, что было гораздо оскорбительнее для Эрсера, чем следовало бы. Выждав несколько секунд, чтобы его соправитель мог ответить, Сидир ответил сам:

— Что ж, ваша мудрость, я подтверждаю то, к чему вы сами пришли в своих размышлениях. Очередь за севером. Я бы сказал, он всегда стоял на первом месте. Никто не умаляет значения Арваннета — это бесценный самоцвет в венце императора, но в стратегическом отношении он скорее опорный пункт, нежели конечная цель. Там, — взмахнул он рукой, — лежит полконтинента.

— Нам это известно. — Этой фразой Эрсер снова напомнил о том, сколько веков их летописцы наблюдали вечное коловращение народов. — Рагид извечно желал заселить эти равнины своими крестьянами. Теперь же к ним подступил Баромм, желая пастбищ для своих стад. Божественный Наказ перешел к потомкам Скейрада, и поход на север для них не просто решение, но судьба. Это так. Но могу ли я в невежестве своем спросить, почему бы имперскому войску не двинуться на север прямо из долины Кадрахада?

— Потому что так пробовали уже не раз, пробовали и при нынешней династии лет десять назад, и это никогда не получалось… как следовало бы знать столь ученому мужу. — Сидир подавил раздражение. — Наступление же по Становой рассечет варваров надвое, отрежет их от залежей металла и от торговли с иноземцами, позволит нам заложить в этой обильной стране крепости, из которых мы подавим варваров окончательно. А позднее, когда они ослабеют, мы нанесем прямой удар из Рагида.

Эрсер выжидающе молчал. Сидир побарабанил пальцами по ручке кресла и наконец выпалил:

— Послушайте меня. Я расскажу вам о том, что очевидно. Очевидное иногда труднее постичь, чем сокровенное. Из трех высших слоев Арваннета самые недовольные, конечно, помещики. Мы низвели их до уровня землевладельцев, чья знатность в следующем поколении утратит всякое значение, ибо тоща уже мы станем командовать дружинами их селян. Когда же мы откроем для заселения северные земли, ваши старые дворянские роды лишатся и преимущества в продаже съестных припасов и хлопка. Неудивительно, что они ропщут, составляют заговоры и склонны к смуте.

Но зачем Церкви поддерживать их? Вам скорее бы следовало прислушаться к Гильдиям. Вы знаете, что ваши купцы довольны Империей, и это довольство постоянно растет. Империя разбила цепи законов и обычаев, которые их сдерживали. Империя расширяет границы их торговли и делает её более безопасной. Приобретая же деньги, они приобретают власть, и им безразлично, что это происходит за счет класса, ранее взиравшего на них свысока.