Но у миссис Амбридж, владелицы сувенирной лавки, во дворе стоял старый сарай, а она сама была, по словам мисс Тик, ДКВ, то есть Дружелюбна К Ведьмам. На стене сарая, там, где его мог найти только тот, кто специально искал, был начертан знак: «ложка, остроконечная шляпа и большая галочка.»
Никогда еще кипа соломы не казалась ей такой чудесной, и в две минуты Тиффани зарылась в солому. На другом конце сарая две коровы миссис Амбридж наполняли воздух теплом и запахами переброженной травы.
Сон был мрачен. Ей снилось, как Аннаграмма сняла маску Де Люкс, чтобы обнажить свое лицо, и затем сняла свое лицо, чтобы показать под ним лицо Матушки Ветровоск…
И затем: Стоило ли все это танца, пастушка? Ты забрала мою силу, и я ослабела. Теперь мир оледенеет. Стоило ли это танца?
Тиффани села. Она сидела в черном, как смоль, сарае и думала, что видела светящуся надпись в воздухе, извивающуюся, как змея. Затем она снова провалилась в темноту, и ей снились глаза Зимового.
Глава одиннадцатая. И даже бирюзовый
Дин-дон!
Тиффани резко села, раскидывая солому. Но это только ручка звякнула о край железного ведра.
Миссис Амбридж доила коров. Тусклый свет просачивался сквозь щели в стенах. Она поглядела наверх, заслышав Тиффани.
— Ах, я так подумала, что кто-то из моих голубушек прилетел ночью, — сказала она. — Будешь завтракать, милая?
— Пожалуйста!
Тиффани помогла пожилой женщине с ее ведрами, сбила масло, потрепала ее старого пса, съела на завтрак жаренный хлеб с бобами и затем…
— У меня тут есть кое-что для тебя, — сказала миссис Амбридж, направляясь к маленькому прилавку, служащему в Двурубахах почтовой конторой. — Так, куда же я его…ага, вот.
Она передала Тиффани связку писем и плоскую посылку, обе стянутые резинкой и испачканные собачьей шерстью. Она еще что-то говорила, но Тиффани почти не слушала. Что-то о возчике, который сломал ногу, бедолага, или это была его лошадь, бедное животное; что буря повалила деревья на дорогу, и затем их занесло снегом, так что теперь там даже пешком не пройти; и одно к одному, почта ни на Мел, ни оттуда не доставлялась, да ее и не так уж много было…
Тиффани не обращала внимания на это шумовое сопровождение, потому что все письма были адресованы ей — три от Роланда и одно от ее матери — и посылка тоже. Посылка выглядела так деловито, и когда она развернула обертку, в ней оказалась плоская черная коробочка, в которой, в свою очередь, оказались…
Тиффани никогда раньше не видела коробку с акварельными красками. Она и не подозревала, что бывает столько разных оттенков.
— Ах, краски, — сказала миссис Амбридж, заглядывая через ее плечо. — Какая красота. У меня тоже были в детстве. Ах, и даже бирюзовая краска есть. Очень дорогая краска — бирюзовая. Это тебе твой молодой человек прислал? — добавила она, потому что старушки любят обо всем выведывать.
Тифффани откашлялась. В своих письмах она старалась даже не касаться болезненной темы о рисовании. Может он подумал, что ей хочется попробовать.
Краски в ее руках переливались, как пойманная радуга.
— Какое прекрасное утро, — сказала она. — И мне пора домой…
* * *
В ледяной воде, прямо перед ревущим Ланкрским водопадом, было причалено бревно. Матушка Ветровоск и Нянни Огг стояли на огромном, обточенном водой камне посреди течения и смотрели на него.
Бревно было усыпано фиглами. Они все были весьма воодушевленными. Впереди их ожидала верная смерть, но она не предусматривала — и это важно — написания разных длинных слов.
— Знаешь, еще никому не удалось выжить в водопаде, чтобы потом рассказывать об этом, — сказала Нянни Огг. |