– Засмеют нас бабы! – высказался Селимир, и дружина поддержала его согласным гулом. – Скажут, брешете вы, паволок и в руках не держали, а под кустом просидели все лето.

– Да я свои старые портки еще на Боспоре бросил – только эти и есть! – Дивьян хлопнул себя по бедру, обтянутому желтым шелком, уже изрядно замаранным. – Голым я, что ли, поеду?

– Они того и хотят! – загомонили вокруг сквозь смех. – Чтобы мы голыми ушли!

– Такими же рохлями вернемся, как уехали!

– Чего было ездить! Сидели бы дома, с девками на Купалье круги водили бы!

– Зачем кровь проливали?

– Людей зря теряли!

– Не отдадим добычу!

Лишиться добычи означало отказаться и от всей завоеванной славы. Бояре и оружники обступали возвышение, на котором сидел «царь Никомедийский», все более тесным кругом. Загорелые, обожженные солнцем лица пылали негодованием и решимостью.

Однако сверху Хельги было видно, что у толпящихся в задних рядах на лицах скорее растерянность: они не были уверены в своем выборе.

И тем не менее он будет один на всех.

– Коли воеводы царские идут, то сидеть здесь больше нечего, – заговорил Хранимир, старший из двух ладожских бояр. – Раздавят нас, как орех. Да и то пора – едва до Киева к первозимью успеем добраться, а мы с Ведошей до дому и к Коляде едва добредем. Так и так нам уходить.

– Но ты хочешь сказать – с добычей уходить? – подбодрил его Хельги.

– А то как же? Меня зачем отправляли – за добычей и за докончанием. Моя доля, Хаконова доля, мужей ладожских доля. А я что привезу? Вот это мне позора кусок, это воеводе, а это вам, старичье?

– Теперь или одно, или другое. – Хельги развел руками. – Ты сам слышал: грек сказал, первое их условие – договор, третье – отдать добычу. Не отдаем добычу – не будет договора.

– Докончание будет! – сквозь общий шум возразил Невзгляд. – Зря мы, что ли, тут все лето воевали? А те другие – князь, Свенельдич? Свенельдича только в Гераклее разбили, грек сам сказал – оттуда конного пути дней пять! Далеко же он забрался! Полцарства разорили! Нам теперь только бы живыми уйти, чтобы греки знали: что не так, мы опять придем!

– Да уйдем ли живыми? – осмелев, загомонили в задних рядах. – И нас погубят, как князя и Свенельдича погубили! Теперь уж греки на нас одних всей силой навалятся!

– Хельги, ничего не выйдет! – К нему ближе пробился Ведомил, второй из ладожан. – Если сдадим добычу – то и докончания не будет. Потому что приезжать в Киев с пустыми руками… – он скривился и покачал головой, – пустое дело. Пусть даже ты остался один… из всех тех, кто поближе к Олегову наследству… для этого надо быть лучше остальных. И тех, кто погиб. Если князь погиб – он голову сложил в сражении, чести не утратил, славу заслужил. А мы приедем ни с чем!

– А послушай меня, конунг! – вскинул руку Ульва, один из двоих бывших при Хельги хёвдингов-наемников. – Ты говоришь, мы не можем уйти обратно в Босфор. А почему туда? Мир не так уж тесен, послушай меня, я знаю! Я тут поговорил с людьми, – он кивнул на Николая, – мы ведь легко можем двинуться отсюда не на север, а на юг. Там хватит простора для отважных людей. Мы можем брать добычу, где захотим, сможем наняться на службу к сарацинам – у нас довольно сил, чтобы заставить кого угодно нас уважать! По южному морю можно дойти до Италии, потом до Испании.