Чрез решетки дико тянем руки.

Камни лупят по скуле стены.

Мы уже не люди – только звуки.

Еле слы шны.

Вовсе не слышны .

ГРОЗНАЯ МОЛИТВА О ЖИЗНИ

Я завернусь в багряный плащ. Сжав рот, на снег полночный выйду.

Народ, безбожник! Сетуй, плачь. Я вымолчу твою обиду.

Я вымолю слепой кусок тебе – у всех небес бездонных.

Там, в черноте, пылает Бог, и сноп лучей – от риз лимонных.

И зраков огнь, белков багрец – вниз, на пожарища земные…

Отец! Ведь это не конец! Ведь это – счет на ледяные

Века! Одним – не обойтись. Сундук раскрыт. Страданья светят

Алмазами. Бери – на жизнь. С лихвой – на смерть. Кидай – на ветер.

Нас вымочили – пук розог – в воде соленой, в едком чане.

Железный небосвод высок. Его держу: спиной, плечами.

Для Всех Небес Любви – стара! Стара для боли и печали.

Свист пуль – с полночи до утра, а мы не ели и не спали.

А мы держали – так вцепясь!.. Так знамени держали – древко!..

…знамена втаптывают в грязь. Подошвой – в бархат, будто девку,

Пинают, будто суку – в бок – щенную – по снегу – сосцами…

Молюсь Тебе, великий Бог, о том, о том, что будет с нами.

***

Вот он, мой родной народ.

Вот он, мой старик.

Подворотнями идет.

Держит в глотках крик.

Хлеб да воду – из котла,

Зелье – из горла…

Я среди него жила.

Ела и пила.

Чернью, медью, вервием

Наползает он.

Режет он меня живьем

На размах знамен.

Рубит топором меня

На испод гробов…

Вздымет вверх – шматком огня:

Эй, свети, любовь!

Факел бешеный, гори!

Путь наш освещай!

Выгори! Дотлей! Умри!

Ангелом летай!

А народ, он будет жить.

Жрать середь поста.

Сало мять да водку пить

Супротив Креста.

В диких войнах погибать.

Греть сковороду.

Райских деток пеленать

В неземном Аду.

НАРОД

Они шли прямо на меня, и я видала их –

В шинелях серого сукна, в онучах записных,

И в зимних формах – песий мех… – и зрячи, и без глаз –

На сотни газовых атак – всего один приказ! –

Крестьяне с вилами; петух, ты красный мой петух,

На сто спаленных деревень – один горящий Дух! –

На сто растоптанных усадьб – один мальчонка, что

В окладе Спаса – хлещет дождь!.. – ховает под пальто;

Матросы – тельник и бушлат, и ледовитый звон

Зубов о кружку: кончен бал, и кончен бой времен,

И торпедирован корабль, на коем боцман – Бог,

А штурман – нежный Серафим с огнями вместо ног… –

И пацанва, что ела крыс, и девочки, что на

Вокзалах продавали жизнь да дешевей вина;

Они шли рядом – беспризор с винтовкой десять пуль

И с волчьей пастью сука вор, пахан, продажный куль;

И мать, чьи ребра вбились внутрь голодным молотком,

Чей сын остался лишь молитвою под языком;

Все надвигались на меня – кто нищ, кто гол и бос,

Кто без рубахи – на мороз, кто мертвым – под откос,

Кто в офицерьем золотье, в витушках эполет –

На Царских рек зеленый лед, крича: “Да будет свет!” –

Неловко падал, как мешок, угрюмо, тяжело,

Кровяня снег, струя с под век горячее стекло… –

Бок о бок шли – струмент несли обходчики путей,

И бабы шли, как корабли, неся немых детей

В кромешных трюмах белых брюх: навзрыд, белуга, вой,

Реви за трех, живи за двух, бей в землю головой! –

В мерлушках, в хромах сапогов, в лаптях и кирзачах,

В намордниках от комаров, в фуфайках на плечах,

В болотниках и кителях, в папахах набекрень,

За валом – вал,

за рядом – ряд,

за ночью – белый день,

Все шли и шли,

все на меня,

сметя с лица земли

Игрушки жалкие, и сны, и пляски все мои;

И я узрела МОЙ НАРОД – я, лишь плясун юрод,

Я, лишь отверженный урод, раскрыв для крика рот,

А крика было не слыхать, меня волна смела,

Вогнался меч по рукоять, свеча до дна сожгла,

Толпа подмяла под себя, пройдяся по крылам,

И перья хрустнули в снегу, и надломился храм,

Мне в спину голая ступня впечаталась огнем,

И ребра в землю проросли, и кровь лилась вином,

И стала кость от кости я, от плоти стала плоть,

И стала в голодуху я голодному – ломоть,

И кто такая – поняла,

и кто такие – МЫ,

И кто за нами вслед идет

из сумасшедшей тьмы.