Изменить размер шрифта - +

 

ITALIAMIA

 

…Через снега – сугробы – погорельство:

 Милый.

In Te la vita mia.

 

Пусть эта жизнь до дна – до пепла – мимо:

In Te la vita mia.

 

А как без кожи?! – без судьбы?! – спрямила

Та наковальня, где меня схватила

Рука такого Златокузнеца, что – Боже!.. –

Я из железа в золото вобьюсь, похоже,

 

В матерью ту, из коей – звезды самосветят…

Какой великий в мире ветер.

 

И ни за что… – за все богатства, царства, злата мира…

IN TE LA VITA MIA.

 

СТАРАЯ ОФЕЛИЯ

 

Анне Барковой

 

Седые пряди по лицу. Седые пряди.

Все ближе, девочка, к венцу – ты при параде.

Ты из комодной дерни тьмы, из тьмы пропащей –

Навесь на шею жемчуга, на черепашью.

Ты помнишь, деревянный Бог, метель Печоры?!..

Мотают медных пуль клубок герои, воры.

Идут ко рву – спина к спине. И, иже с ними,

Над ними в тучах, как в огне, в полярной сини,

Ты – ты раздатчица одна; одна в бараке

Молельщица за всех; жена верней собаки;

Одна – грязна, как сотни шлюх; одна – подковой

Замерзлой согнута, крестом Голгофы голой!

Ты залпы слышала. Твой мозг не помрачился.

Крепка, железна, гордый гвоздь. В тебя влюбился… –

Да кто?!.. – никто. Сухою лапой пыль буфета

Сметешь. Одна. Зимой. В пальто. Рыдай – ПРО ЭТО.

Накапывай в седой хрусталь посмертной стопки

Полярной ночи Жерминаль, полярной топки

То крематорное вытье, тот вой волконский –

Трех отроков в пещи житье – в той, Вавилонской…

И пей! И рюмку опрокинь над совьей глоткой!

Гляди, какая стынет синь по околотку –

Кровавый Марс в седом окне… хвощи мороза…

Ну, помяни. Ну, увеличь ночную дозу…

За всех, кого любила ты в гробах мерзлотных!

Буфет играет витражом, ножом голодным.

Дыряв халат. Принять бы яд. Уйти, не мучась.

Три Парки за окном стоят и вьюгу сучат.

Не ссучилась. Не предала. Блажени, ради…

 

Седые пряди через лоб. Седые пряди.

 

ПРОЩАНИЕ ВОЗЛЮБЛЕННЫХ

 

В ладонь тебя целую – чтоб сияла!..

А в губы – чтобы никогда… никто…

 

На общежитское слепое одеяло

От холода положено пальто.

На плитке стынет чайник обгорелый.

Кинотеатр в окне – страшней тюрьмы.

И два нагих, два полудетских тела –

В ночном нутре, в седом жерле зимы.

О Господи! – не приведи проститься –

Вот так, за жалких полчаса

До поезда, – когда глядят не лица,

А плачуще – глазами – небеса…

Когда вся жизнь – авоською, горбушкой,

Двумя билетами в беснующийся зал,

Газетным оловом, больничною подушкой,

Где под наркозом – все сказал…

 

Но дай, любимый, дай живое тело,

Живые руки и живую грудь.

Беда проехала. И время просвистело.

И выживем мы как нибудь.

Мы выживем – в подземных перелазах,

Отчаянных очередях,

Мы выживем – на прокопченных базах,

Кладбищенских дождях,

Мы выживем – по всем табачным клубам,

Где крутят то кино!..

Мы выживем – да потому, что любим.

 

…Нам это лишь – дано.

 

БАЯНИСТ ПОД ЗЕМЛЕЙ

 

Белые копья снегов в одичалую грудь

Навылет летят.

Быстрый переход