— Вот именно! — с горечью признал Эйвери. — Именно поэтому мне необходимо переговорить с его светлостью!

— Я скоро вернусь, сэр.

Эйвери ждал, едва сдерживая свое нервное возбуждение, пока слуга удалялся в глубь дома и слышались его шаги. Через некоторое время шаги раздались вновь, и Эйвери просиял, увидев, что дворецкий возвращается обратно.

— Что он сказал? Мне позволено войти? — живо поинтересовался он у слуги.

— У лорда Тэлбота мало времени, сэр. Он не сможет принять вас.

— Это же важно!

— Простите, сэр, — надменно извинился Чарльз и разговор не продолжил.

От этого поражения плечи Эйвери опустились, он заковылял прочь от двери и, услышав, как она захлопнулась позади него, стал спускаться вниз по ступеням. Внезапно он ощутил в ногах слабость и прислонился к колесу кареты, полностью обессилевший из-за событий последних дней. Эйвери был уверен, что если бы он только мог сообщить о своем деле лорду Тэлботу, тот бы понял его и проявил сострадание, по крайней мере, дал бы еще несколько фунтов и, может быть, даже лошадь.

Эйвери поднял голову и осторожно потрогал болячку на лбу. У него не было сил идти в Мобри, да и вообще никуда. Он, вероятно, был обречен, не имея коня и еды, чтобы поддержать свои силы. Что же делать? Он лишился всего своего имущества, был брошен семьей и друзьями, и теперь, потеряв возможность переговорить с его светлостью, казалось, окончательно лишен надежды.

Внезапно его внимание привлек покрытый холстом багажник кареты. Он был достаточно вместителен для человека, и, спрятавшись там, Эйвери мог не только проехаться, но и получить возможность при случае выложить свои требования лорду Тэлботу после того, как тот покончит с делами.

Эйвери украдкой осмотрелся вокруг. Кучер, сидевший на облучке, клевал носом и не обращал на него никакого внимания. Два лакея беседовали, стоя возле лошадей, и, иронично фыркнув в сторону Эйвери, они выкинули его из головы. Больше вроде никто помешать ему не мог. У Эйвери появился шанс, возможно единственный, и надо было быть дураком, чтобы не использовать его.

Глава двадцать четвертая

По мере приближения экипажа с Клодией и лордом Сэкстоном к западному побережью, откуда открывался вид на обрыв залива Солуэй-Ферт, почва становилась голой и каменистой. С моря хлестали сырые и холодные ветры. Гранитный утес поднимался ввысь, затем спускался к морю израненными уступами, о которые глубоко внизу билась белая пена. Поодаль от обрыва виднелись полуприкрытые утесом руины древнего замка, прижавшегося, словно раненый заяц, к голому каменному спуску.

Именно эти развалины и были целью путешествия, а карета Сэкстона остановилась примерно в ста ярдах от них, за пределом дальности выстрела обычного мушкета. Тэннер описал полукруг и повернул экипаж задней частью к замку, чтобы быть наготове к бегству, если возникнет такая необходимость, в то время как карета Тэлбота смело проследовала дальше, с трудом одолевая крутой подъем через когда-то сухой ров по мосту с остатками каменной кладки и досок. Раздался крик, возвещающий об их прибытии, и карета въехала в широкий внутренний дворик, размеры которого не производили впечатления и который был наполовину засыпан разбросанными кусками некогда величественных стен. С правой стороны находился обшитый деревом портик, прикрывавший вход в казармы. Слева высились оставшиеся нетронутыми только первый и второй уровни смотровой башни, верхние этажи ее были разрушены. Перед каретой беспорядочной кучей громоздились остатки главной башни. Там же было расчищено место для конюшни, а рядом — аллейка для разворота экипажей.

Аллан Паркер неторопливо вышел из дверей казарм и смотрел, как въехала и остановилась знакомая карета. Лорд Тэлбот вовремя закончил дела в Йорке и успел приехать сюда до обеда, думал Аллан, направляясь поприветствовать своего хозяина.