— Хватит, — остановил ее мальчик. — Этансон мертв.

— Его наказало Провидение, — понизив голос, произнесла мать, не скрывая удовлетворения.

— Да, — подхватил он, — и поделом.

Но в том, что капрал отправился в мир иной без вмешательства провидения, Жюльен нисколько не сомневался.

Внезапно перспектива вернуться в пансион не показалась ему столь уж отвратительной. Он увидится с Антоненом, папашей Вердье…

Мать пошла переодеться, ей не терпелось поскорее уехать в город и сообщить о несчастье с сапером. В последнее время кругом было так много смертей, что гибель Этансона могла остаться незамеченной. Вряд ли начнется расследование.

Вскоре Клер появилась с командировочным предписанием капрала в руках.

— Пора, я отправляюсь, — попрощалась она с сыном. — Не знаю, сколько пробуду там, но не беспокойся: на улаживание формальностей уходит уйма времени. Попробую добиться, чтобы прислали кого-нибудь еще.

Она слегка подалась в его сторону, собираясь обнять, но мальчик не сделал и шага навстречу. Только сейчас он понял, что вовсе не хочет, чтобы к нему прикасались губы, столько ночей целовавшие Этансона.

«Уж лучше бы созналась в смерти капрала, — промелькнуло у него в мозгу, — сказала правду. Тогда это было бы, менее отвратительно, менее грязно». Менее грязно? Но что, в сущности, было ему известно?

Жюльен принялся яростно скрести голову, избавляясь от копошащихся в ней назойливых мыслей. «Нет, если решил не думать, значит, нечего к этому возвращаться».

Выйдя на крыльцо, мальчик проводил глазами удаляющуюся на велосипеде фигурку матери. Ехала она с трудом, ведь сиденье было приспособлено для высокого роста капрала. Когда Клер скрылась за рощицей, Жюльен в каком-то отупении уселся на крыльце. Пустой дом словно прирос к его спине, и он чувствовал себя огромной неповоротливой улиткой.

Было жарко, но небо заволокло облаками. Они быстро сгущались, лишь кое-где просвечивая островками голубизны. Через несколько минут почти совсем стемнело, и Жюльен забеспокоился. Ему было страшно, что Клер в дороге будет сопровождать исполосованная молниями черная туча. В металлический велосипед могла ударить молния, и тогда…

Он заерзал на ступеньках. От неудобного сидения на камнях заныла спина, но мальчик еще не решался уйти в укрытие. Мухи, обезумевшие от приближения грозы, с жужжанием бились о стекла окон. Этот раздражающий звук складывался в стишок, который Жюльен ясно различал, стиснув зубы от напряжения: Она-его-убила… Она-его-убила…

«Ну и что дальше? — хотелось ему крикнуть. Жалуйтесь кому угодно, только не мне, это меня не касается!»

Прогремел гром, расколовший зеркальную гладь моря, окна задрожали, и на голые руки мальчика упали первые крупные капли, теплые как парное молоко. Он не двинулся с места. Земля, щедро напитанная солнцем, теперь спешила слить свой жар с прохладой дождя, и вокруг крыльца поднимались облачка испарений. Жюльену было приятно чувствовать это влажное дыхание, мягкой пеленой обволакивающее сознание, заставлявшее его закрыть глаза под убаюкивающий шум ливня. Но капли уже охлаждались. Все более частые, они со злобным упорством барабанили по коже. Он забежал в дом и снял с гвоздя черный дождевик деда, непромокаемый плащ моряка, который так испугал его в день приезда. Закутавшись в него, Жюльен вернулся на крыльцо и вновь погрузился в сонную одурь под стук капель, ударявших в его чересчур большой капюшон.