Они оттащили подальше от двери матрасы и подожгли их, не сомневаясь, что там кишмя кишат паразиты, которые скорее всего существовали лишь в их воображении. Вверх взметнулись желтые языки пламени, окутанные черным едким дымом, но этот костер словно придал им сил. Затем не меньше часа Жюльен ходил от колодца к хижине и обратно, таская наполненные до краев ведра с водой, отчего ладони сразу покрылись мозолями. Мать, подобрав юбку, со слипшимися от пота волосами, изо всех сил драила большой нейлоновой щеткой стены и пол. Вскоре в хижине приятно запахло мокрой древесиной. Жюльен принялся за мытье посуды, удаляя жир с утвари и котелков с помощью песка и дочиста ополаскивая их водой. Потом он наполнил большой чан и развел костер между несколькими камнями, что оказалось куда труднее, чем это описывалось в приключенческих романах: потребовалось немало усилий и огромное количество спичек.

Время шло, а они ничего не замечали. Когда стало смеркаться, при мысли, что они будут вынуждены ночевать под открытым небом, их охватила настоящая трудовая лихорадка. Стояла теплая погода, и никакой трагедии бы не было, но оба в глубине души испытывали непреодолимое желание довести уборку до конца и вступить во владение хижиной, словно от этого зависело их будущее: вот почему они продолжали работать с удвоенной энергией. В полуразвалившейся риге Жюльен нашел пучки соломы, которые перенес в новое жилище. Мать устелила ею еще влажный пол, как это делалось в Средние века, и соорудила лежанку, на которой они могли улечься вдвоем. Глядя на импровизированную постель, мальчик невольно подумал о кроватях, матрасах, одеялах и льняных простынях, хранившихся в доме. Да там их хватило бы на целую гостиницу, ибо дверцы шкафов еле закрывались под напором перин, подушек, пуховых одеял и валиков. А уж одежды-то, одежды! Сотни курток, рубашек, платьев, которые могли им сгодиться, особенно сейчас, когда оба были в грязи с головы до пят. Но, спохватившись, Жюльен прогнал глупые мысли. Во-первых, он дал обещание, а во-вторых, бомба-то действительно существовала. Опасная соседка, с ней шутки плохи! Правда, летом рай и в шалаше, а вот с наступлением зимы, когда придется жить в помещении, которое невозможно протопить, дело грозит принять иной оборот.

Войдя в ригу за очередным пучком соломы, Жюльен вздрогнул при виде сгорбленной человеческой фигуры, на которую он сначала не обратил внимания. Присмотревшись, он понял, что в самой глубине постройки на гвозде висит дедовский черный плащ, преображавший его в друида , когда тот отправлялся разгуливать по своим владениям. Выжженный солнцем, он давно потерял цвет и стал рыжим, но благодаря капюшону в полутьме сарая приобрел очертания призрака в черном, как гудрон, саване. Жюльен так и не решился до него дотронуться — например, взять, подцепить вилами, да и бросить в костер. Мать смогла бы, а он нет. Чтобы как-то оправдать собственную трусость, мальчик постарался убедить себя, что это, мол, добротная одежда, которой сносу нет, из толстой овечьей шерсти и что зимой они будут рады им воспользоваться, и поспешил уйти, прихватив пару охапок соломы.

Когда солнце окрасило горизонт в багрово-красные тона, Жюльен вдруг почувствовал, что от усталости не в состоянии двинуть рукой.

— На сегодня хватит, — объявила Клер. — Приведем себя в порядок, пока хоть что-то видно.

Подойдя к колодцу, они достали еще одно ведро, последнее. На мгновение их пальцы, державшие ручку, соприкоснулись. Мать сняла юбку, блузку и, оставшись в одной комбинации, принялась плескать на себя водой.

— Давай! — бросила она ему, отфыркиваясь. — Бери с меня пример. Скоро окончательно стемнеет, мы и лиц-то своих тогда не разглядим!

Мальчик разделся до пояса, сложил ладони лодочкой и погрузил их в ведро. От ледяной воды у него застучали зубы. Он вспомнил об индейцах, которые в гигиенических целях валялись в пыли, но решил, что мать вряд ли оценит такое мытье.