|
Однако на сей раз он был вынужден, скрепя сердце, согласиться, потому что сослуживец, отмечавший не то свой день рождения, не то повышение по службе, кратко, но выразительно пригрозил: «Не придешь — обижусь!»… Застолье было чисто служебным — то есть, собрались сразу после работы в помещении конструкторского бюро. «Скатерть-самобранка» была накрыта на сдвинутых вереницей кульманах, переведенных в горизонтально-походное положение. Все шло в традиционной последовательности: собрались мужички — выпили; выпив, пожалели, что среди них нет представительниц прекрасного пола, а поскольку на одном этаже с проектировщиками располагалось чертежно-машинописное бюро, где этого самого прекрасного пола было навалом, то туда были засланы гонцы; в результате вскоре за столом из кульманов оказались женщины и девицы, и все стали пить за «прекрасных дам» стоя и до дна… Кто-то притащил и врубил на полную мощность старенький кассетник, народ полез дрыгаться и топтаться в обнимку… Нет, до оргии дело не дошло, и Рольщиков вовсе не упился до состояния главного героя рязановской «Иронии судьбы». Он всё порывался незаметно исчезнуть, но эти попытки вовремя пресекали бдительные сослуживцы. Потом удерживать зануду всем надоело, и тогда его решили отпустить восвояси не просто так, а озадачив общественно-полезным поручением. Поручение состояло в том, чтобы, ввиду зимних сумерек, проводить до дома не то чертежницу, не то машинистку по имени Муза.
Деваться Рольщикову было некуда — не отказываться же без уважительной причины… а в качестве уважительных причин, кроме головной боли и спазмов в желудке, ничего больше в голову не приходило… И, мысленно проклиная этот день, Рольщиков потащился провожать машинистку с поэтичным именем на другой конец города. Нет-нет, ничего амурного между ними во время этих провожаний не стряслось… ни жарких признаний типа «ты именно тот (та), кого я искал (ждала) всю жизнь!», ни прощальных лобызаний в подворотне, ни заходов «на огонек и на чашечку кофе»… Рольщиков благополучно доставил чертежницу-машинистку по назначению и без каких-либо приключений (хотя на обратном пути по причине позднего времени ему и пришлось пережить массу отрицательных эмоций) прибыл в свою девятиметровую конуру в заводском общежитии для семейных. Однако вскоре выяснилось, что горизонты не столь уж безоблачны. Буквально на следующий день Рольщиков установил, что по поводу его и Музы в коллективе ходят чудовищные слухи. Дальше — больше… Оказалось, что за Музой давно безуспешно ухаживает один из местных криминальных авторитетов, уже совершивший немало ходок на зону. Соперника терпеть он не собирался и с пугающей простотой, подкараулив как-то Рольщикова у проходной, признался ему в ходе частной беседы, что любому, кого он еще хоть раз застукает наедине с девушкой его мечты, планирует чикнуть ножичком по горлышку, а затем с камнем на шее пустить рыбам на корм в близлежащее водохранилище. Помертвевший инженер заверил авторитета, что ничего с Музой у него не было и не будет, но тут вдруг выяснилось, что Муза буквально сама виснет ему на шею. Она отлавливала его в обеденный перерыв в столовой, поджидала у проходной после работы, звонила в общежитие и просила вахтершу позвать его к телефону… даже отправляла по почте письма с весьма прозрачными намеками… В случае неблагосклонного отношения к ней со стороны Рольщикова девушка угрожала, ни много, ни мало, отравиться нембуталом. Рольщиков перестал осознавать, что вокруг него происходит. Он ел, дышал, ходил и работал как во сне, а во сне его преследовали душераздирающие видения предстоящего личного апокалипсиса… Занятый своими переживаниями, он стал работать спустя рукава и вскоре угодил в «черный список» заводского начальства. Его лишили квартальной премии и пригрозили уволить по несоответствию. В довершение всего прочего заводские особисты на основе дошедшей до них в виде слухов информации вплотную занялись Рольщиковым и откопали в его родне троюродного дядю, который еще в годы перестройки дезертировал из Союза куда-то за границу и канул там… по мнению чекистов, в объятия коварных спецслужб. |
