Группа преследователей, стоя на открытой платформе без колес, парящей в метре от земли, стремительно нагоняла беглеца, но когда до него осталось совсем чуть-чуть, и один из людей в комбинезонах уже протянул руку, чтобы ухватить бегущего за руку, незнакомец внезапно сделал быстрый финт, и пытавшийся схватить его, потеряв равновесие, загремел с тележки на тротуар, на ходу переворачиваясь через голову, а платформа, накренившись, вильнула и врезалась в рекламную голоустановку. Грохот, лязг, звон бьющихся стекол… людей в униформе раскидало в стороны, платформа завертелась на месте квадратным огромным волчком, а потом вспыхнула ярким пламенем и взорвалась, обрушив водопад стекол из окрестных зданий.

Отвлекшись на секунду на это впечатляющее зрелище, Ставров вдруг обнаружил, что потерял из виду своего спасителя. И не он один, судя по тому, как завертели головами во все стороны люди в комбинезонах и экипажи машин с мигалками.

Человек, играющий роль ангела-хранителя Ставрова, пропал без следа на глазах у сотен людей.

И только теперь Георгий осознал, чту же в этом человеке несколько секунд назад ему показалось необычным. У незнакомца, когда он оглянулся на бегу, было его, Ставрова, лицо, и одежда была в точности такая же, как на Ставрове, хотя Георгий мог бы поклясться, что в момент их встречи Спаситель был одет совсем в другое — в элегантный черный костюм с галстуком.

Кто-то явно оберегал его, Георгия Ставрова, от тех опасностей, которые подстерегали его в чужом времени на тернистом пути ликвидатора «предателей»…

Глава 28

Кабинет был обставлен в лучших кремлевских традициях. На полу простирался огромный ярко-красный палас. Стены, вместе со скрытой проводкой, микрофонами и камерами, были закрыты светлыми панелями орехового дерева на высоту человеческого роста, над которыми то тут, то там висели портреты. Только если в советских кабинетах принято было вешать позади сидящего за столом либо Ильича с хитроватым взглядом, либо бородатого Маркса, а в последние времена — и бровастого, непременно увешанного Звездами Героя «Ильича номер два», то здесь портреты подобраны были по неизвестному критерию таким образом, что с Пушкиным соседствовал Эйнштейн, а рядом с каким-то благообразным старцем красовался вызывающий хлюст с тонкими губами, растянутыми в ехидной улыбке, и от этого создавалось впечатление, что в кремлевском интерьере по какой-то несуразной ошибке кадровиков засел директор средней общеобразовательной школы…

Однако хрипло дышащий человек с бульдожьими складками на щеках, восседающий в торце Т-образного стола, обтянутого зеленым сукном и окруженного тяжелыми дубовыми стульями с высокими резными спинками, никоим образом не был причастен к сеянию разумного, доброго вечного, и Мадин прекрасно знал об этом.

Вот уже несколько лет утро для Мадина начиналось с аудиенции у главы Ассоциации.

Никто в Конторе, кроме Мадина, и не ведал, что эпитет «один из руководителей Ассоциации» применительно к Тополю Артемьевичу следовало трактовать как «руководитель», а вот Мадин действительно был лишь одним из его заместителей, причем лишь самому Тополю Артемьевичу было известно, сколько все-таки замов у него имеется и какие вопросы каждый из них курирует…

Сегодня они вновь обсудили перспективы эксплуатации Трансгрессора. Перспективы были отнюдь не радужные. Одной-единственной «дырки», которую удалось вычислить еще при Арвине Павловиче, явно не хватало для ведения полнокровной разведки.

Жесткий временной интервал в пятьдесят лет между Центром и агентурой не позволял заглянуть в более отдаленное будущее, чтобы проследить последствия тех корректив, которые вносились в настоящее. Да и не было никакой гарантии, что в результате какого-нибудь природного катаклизма туннель Трансгрессора не закроется раз и навсегда.