Мы просмотрели ваш штат. Он большой, но не нашли пока никого, кто может нас заинтересовать. Может, мы не там ищем?
— Да, пожалуй, не там. Он уже давно не работает у нас. И где находится сейчас, я, признаюсь, не знаю.
— Но как его фамилия, вы знаете?
— Знать-то знаю, но а вдруг он не занимается этим вопросом, а вы его напрасно будете беспокоить?
— Сергей Сергеевич, напрасно служба безопасности ничего не делает. Если ваш коллега не занимается этими вопросами, то мы спросим и только.
— А если занимается?
— Тогда он поможет нам разобраться, вот и всё дело.
— Правда, помочь, скорее всего, может именно он. Зовут его Тарас Евлампиевич. Необычное такое имя. А фамилия у него наша, производственная, можно сказать, Наукин. Спросите его, если он ещё жив. А то ведь он тоже старый уже человек. А я давно с ним не встречался. Отошёл от нас с началом перестроечного времени. Не принял новых веяний и ушёл куда-то. Ни слуху, ни духу.
— Где он живёт, не помните?
— Память-то у меня, батенька мой, тьфу-тьфу, не страдает пока, но в гостях у моего коллеги я не бывал. И вообще по гостям редко хожу. Без них слишком часто людей видишь, так что работать некогда. Отвлекают, верите ли, от главного в жизни — работы.
— Разве она главное?
— А как же, дорогой мой? Без труда нет и жизни. Всякая тварь на земле трудится. Всякая хоть малую пользу, а приносит миру своим существованием. Прекратил трудится — и жизнь скоро кончается. Замечали когда-нибудь, что даже механизм без работы быстрее ржавеет и пропадает. Так и человек. Ушёл на пенсию, не нашёл себе применения, и скоро жизнь говорит ему «прощай, дружочек!». И мне вот уж под девяносто, а я всё тружусь. Не только на заседаниях штаны просиживаю, а и в лабораторию захаживаю, опыты нет-нет, да и провожу, ученикам своим помогаю, хотя некоторым из них тоже все шестьдесят стукнуло, и званий да степеней у них немало. Но и такой старик как я служит с пользой науке.
Дотошкину пришли в голову слова Казёнкина, которыми он напутствовал своего преемника, узнав, что тот идёт к академику: «Этого светилу, как мне указали в академии, нельзя перебивать. Каждое его слово надо ловить, как дар небесный».
«А что? — подумал Дотошкин, — действительно похоже на то. Хорошо, что вся беседа записана на диктофоне. Попрошу отпечатать, и пригодится для истории. Умные мысли высказывал. Неужели все академики говорят, словно в историю шагают каждым словом? А вот с Зивелеосом разобраться не могут. И правда, слаба ещё наука».
Есть зацепка
— Я вас пригласил для беседы, в качестве свидетеля, — начал майор Скориков, как только Пригоров вошёл в кабинет. — Прошу садиться, расслабиться и ответить на несколько моих вопросов.
Олег смущённо улыбнулся и ответил без тени волнения в голосе:
— Как журналист я привык сам задавать вопросы, но и отвечать умею, так что напрягаться мне не с чего.
— Ну и улыбаться, думаю, резона тоже нет, — угрюмо заметил Скориков. — Дело, к сожалению, не из весёлых. Вы оказались, судя по фотографиям в вашей газете, в числе первых на месте ночного побоища. Запечатлели, так сказать, все этапы сражения с грабителем. Скажите, как вы узнали о его появлении.
— Прежде всего, я бы хотел отметить, — начал Пригоров, — что грабителем был не тот, кого вы таковым называете, а те четверо, что сидели в машине.
— Они, как мне кажется, никого не грабили. Они просто ехали в машине со своей приятельницей. Это установлено.
— Странная у вас установка, товарищ майор. С девушки сорвали платье, у неё пытались забрать её честь. |