Тарас Евлампиевич сидел в машине, напряжённо вглядываясь в небо.

Ему было хорошо виден вертолёт, осуществлявший манёвры над облаком. Он готов был вступить в действие в любой момент, но не спешил, прикидывая все свои возможности. Можно было просто направить могущественный луч на вертолёт, выведя из строя двигатель, что привело бы несомненно к гибели не только чудесного аппарата, но и находящихся в нём людей. Этого учёный не хотел.

Он рассматривал вариант стрельбы по хвостовой части. Это могло привести к потере вертолётом управляемости и вынужденной посадке, что, конечно, тоже было бы опасно, однако шансы на приземление при этом были бы. Эти и другие варианты Наукин рассматривал лишь на самый крайний случай, если Николаю и Татьяне будет грозить реальная опасность. Ему хотелось верить в то, что Маша справится с вариантом, который сама же и предложила. И он верил в судьбу.

Ему казалось, что не может его изобретение так просто погибнуть. Поэтому, когда он увидел, как быстро и легко унеслось облако из-под вертолёта, от сердца учёного отлегла навалившаяся тяжесть волнения, но тут же снова возвратилась, напомнив о Машеньке, его внучке. Увидеть бы её теперь рядом, смеющуюся над приключением — и всё было бы в порядке.

Тарас Евлампиевич услышал из динамика голос Николая, обращённый к своей подруге:

— Таня, Танечка! Просыпайся.

К своему великому сожалению Тарас Евлампиевич не сделал связь с Зивелеосом двусторонней. Он не считал нужным усложнять конструкцию, учитывая наличие мобильных телефонов. Но телефонами они пользовались в самых крайних случаях. Сейчас был именно тот крайний случай. Николай ничего не знал о попытке его захвата и о спасательной операции Маши, которая сама могла находиться в опасности.

Наукин набрал номер телефона Николая. Учитывая возможность прослушивания, особенно после сегодняшнего выступления на суде и открытия лица Самолётова, Тарас Евлампиевич старался говорить очень коротко. В ответ на негромкое: «Слушаю!» он сказал:

— Поздравляю… Это было не просто… Как самочувствие?

— Почти нормально. Есть нюансы, но не важно, — так же коротко отвечал Николай.

— У меня просьба.

— Слушаю.

— Давай хамелеона.

В костюме было три варианта включения окраски облака. Прозрачное, когда видно, кто внутри. Ручная окраска, когда можно было создать сияние по желанию. И хамелеон, когда облако принимало окраску автоматически в зависимости от фона, на котором оно находилось. Николай в здании суда включил второпях белую облачную окраску, которой любил чаще всего пользоваться.

Теперь учёный руководитель поправлял его.

— Спасибо, сделано, ответил быстро Николай.

— Теперь вернись, где был. Проверь внучку. Она должна была быть рядом с тобой с рюкзаком. Охотилась с ампулами нашатыря.

— Всё понял, — коротко обеспокоенным голосом бросил Николай и отключил телефон.

Маша сбегала вниз по той же самой лестнице чёрного хода. Окна были на нескольких площадках, но их света было недостаточно для освещения всех пролётов. Электрическое освещение существовало, но включено не было. Маша сделала попытку на некоторых этажах пройти к лифту, полагая, что так скорее, и она может успеть до появления окружения. То, что дом будет окружён, не вызывало у неё сомнения. Однако выходы в коридор к лифтам оказались запертыми изнутри. Пришлось бегом опускаться до самого выхода. На третьем этаже её остановили, поднимавшиеся милиционеры.

Отдав распоряжения относительно поимки девушки-террористки, Генерал Казёнкин вернулся к вертолётному люку. Под ним далеко внизу просматривались московские улицы.