Что себе думают учёные? Где их хвалёная когда-то наука? «Правда, — спохватился мысленно Казёнкин, — добрая половина учёных сбежала за границу, а вторая половина жалуется на отсутствие денег на научные исследования. Некоторые даже принимают участие в забастовках. А не сбежал ли за рубеж и этот коллега академика — Наукин, что его здесь никак не найдут столько времени?

Тогда кто же такой Зивелеос?». Мысль, что под личиной Зивелеоса прячется маститый учёный Наукин, давно не давала покоя Казёнкину. Но догадка ничем не облегчала поиски. Если бы знать точно, что это он летает по городу, наводя страх на обладателей крупной наличности, то можно было бы для начала взять под наблюдение родных или даже арестовать их в качестве заложников, пристать к друзьям, знакомым. Тут много вариантов придумывалось. Но вот беда, все опросы очевидцев говорили о том, что Зивелеос скорее молод, чем стар, а Наукину, как показало личное дело, было уже под восемьдесят.

«Но почему же Аркадий Леопольдович не сообщил о прибытии Зивелеоса в банк? — с негодованием подумал Казёнкин. — Ведь группа захвата готова к операции в любой момент. Знали бы только, где найти Зивелеоса. И вот, пожалуйста, он объявляется опять в центре Москвы, а узнают об этом в управлении лишь после его исчезновения с крупными суммами денег, между прочим. И до сих пор никто не знает, что именно случилось, а уже собирается пресс-конференция». Последнее больше всего бесило генерала. Как с такими людьми можно навести порядок в стране?

Прорваться в здание банка перед журналистами можно было только в мечтах. Войти в здание незамеченным фото и видеокамерами тоже было из области фантастики. Фактически же пришлось идти через строй нацеленных объективов, над которыми то и дело сверкали вспышки, и отвечать однотонно на все вопросы: «Я сам ещё ничего не знаю, но ситуация под контролем». Фраза родилась автоматически, и генерал повторял её не в силах заменить чем-нибудь более умным, хотя чувствовал, как будут теперь развлекаться журналисты пространными рассуждениями о том, что «ситуация под контролем, хотя ничего не известно». Генерал понимал абсурдность, но язык сболтнул, а остановиться уже не мог, повторяя глупость снова и снова. Ему вспомнилось, откуда он взял эту фразу. Ну, конечно, это было, когда первый президент страны на съезде сказал те же слова о контроле относительно событий в Прибалтике, явно не зная о том, что начавшиеся события давно вышли из-под его контроля. «Вот так, — подумал Казёнкин, — глупость одного может автоматически передаться другому».

Проходя уже в зал, где собрался весь цвет средств массовой информации или точнее антикоммунистической пропаганды, генерал попытался кому-то ответить неоднозначно, однако получилось, как он тут же понял, ещё хуже. Один из юрких журналистов вынырнул из толпы под самым носом Казёнкина и, глядя объективом фотоаппарата Никон прямо в рот офицеру, спросил, не считает ли он ограбление частных банков сенсацией мирового масштаба. Генералу хотелось плюнуть в журналиста, но он только бросил в сердцах:

— Это кошмар, а не сенсация! — и рванулся вперёд, не отвечая больше ни на чьи вопросы.

Аркадий Леопольдович сидел на сцене, напоминая собой ощипанную курицу. На правой стороне лица слегка припудренный, но тем не менее заметно проявлял себя большой синяк под глазом, а сам глаз, как и другой без синяка, был явно невыспавшимся и очень утомлённым. Округлые и всегда розоватые, как бока поросёнка, щёки теперь заметно потускнели и словно обвисли по причине расстроенности чувств. Даже волосы всегда гладко причёсанные в это время тоже были гладкими, но какими-то разбросанными в разные стороны, очевидно, не расчёской, а простой пятернёй пальцев.