Потом он заметил руку.

Дверь стенного шкафа была приоткрыта, и он увидел руку, видневшуюся из-под двери ладонью кверху. Он двинулся к шкафу и застыл на месте. Не сводя глаз с руки, он произнес: «О, Боже!» — и рывком открыл дверь. Он сразу понял, что она, должно быть, забралась в шкаф, чтобы спрятаться от того, кто кромсал ее ночную рубашку и тело. На лифе ее рубашки была вышита розочка, и она светилась как крошечный розовый глаз на окровавленном фоне рубашки. Ее было не узнать. Лицо изуродовано до неузнаваемости. На груди глубокие раны. Горло перерезано от уха до уха, так что под ее собственным открытым ртом образовался еще один — широкий, ухмыляющийся, кровавый. Он упал рядом с ней на колени и закрыл ей глаза, чтобы она не видела весь этот ужас. А потом вспомнил о детях.

Он поднялся на ноги. Спотыкаясь, прошел по коридору к их комнате, моля Бога, чтобы они спали, надеясь, что разразившаяся трагедия не потревожила детей, и убийца не понял, что помимо женщины, которую он убил, в доме еще есть две маленькие девочки.

Он чуть не споткнулся об Эмили, лежавшую в дверях спальни.

Он попятился, попятился…

И закричал.

…Внезапно наступившую тишину в кабинете Фрэнка взорвал телефонный звонок. Фрэнк тут же поднял трубку.

— Алло? — произнес он. — Да, Синтия. — Он посмотрел на меня. — Это тебя, Мэтт.

Звонила Бетти Парчейз, бывшая жена Джейми. Она сообщила, что ее только что посетил детектив Юренберг из полицейского управления Калузы, и спросила, не смогу ли я сейчас же приехать к ней.

Глава 6

Последний раз я разговаривал с Бетти в январе, когда угрожал ей раздельной продажей, а она посоветовала мне убираться ко всем чертям. Сейчас она казалась более сердечной, ведя меня внутрь огромного здания, которое когда-то делила с Джейми. Я, конечно, был знаком с нею, иногда встречался то тут, то там в городе на вечеринках: невозможно жить в таком городке, как Калуза, без того, чтобы рано или поздно не перезнакомиться со всем населением. На ней был элегантный брючный костюм серого цвета, в вырезе пиджака виднелась коньячного цвета блузка. Черные волосы были коротко подстрижены. Глаза темно-карие. Некрасивой женщиной ее назвать нельзя было, но миловидное лицо портило жесткое натянутое выражение, в котором читался характер переменчивый и опасный. У нее была размашистая мужская походка — я вдруг вспомнил, что Джейми первые тринадцать лет их брака жаловался на ее фригидность. Она предложила мне стул на веранде, а сама уселась напротив. Позади нее на белом песчаном пляже шумел прибой. Дом и земля, на которой он стоял, являлись частью соглашения при разводе. Остальную часть, по словам Джейми, составляли двести тысяч долларов наличными и тридцать тысяч в год алиментов.

Она предложила мне выпить. Я отказался: было всего одиннадцать тридцать утра. Она спросила, не хочу ли я кофе, холодного чая. Я снова отказался. Тогда, без всяких околичностей, она сказала:

— Я хочу знать, что Джейми рассказал полиции.

— Насчет чего?

— Обо мне.

— Только то, что вы когда-то были женаты.

— Тогда почему они приходят сюда и задают всякие вопросы? Может быть, Джейми сказал им, что я имею отношение к этому делу?

— Нет, этого он не говорил.

— Не верю.

— Тебе следовало ожидать визита полиции, — заметил я. — Навестить бывшую жену — дело обычное при расследовании…

— Нет, это не было обычным, не говори мне, что так делается обычно, — резко возразила она, встала и начала расхаживать взад-вперед.