— Бетти, — сказал я. — По телефону ты сказала мне, что хочешь поговорить с адвокатом Джейми. Что ж, вот я здесь. Я уже сказал тебе, что Джейми даже и намека не…
— Тогда почему они думают, что это могла сделать я?
— Так и было сказано?
— Нет, они просто интересовались, где я была прошлой ночью.
— И что ты им ответила?
— Что я была дома.
— Тогда о чем же беспокоиться?
— Они хотели знать, была ли я одна. Я ответила, что сидела дома одна и смотрела телевизор. У меня нет мужа, мне сорок два года, и где, черт возьми, они полагают, я провожу воскресную ночь?
— Бетти, я все-таки не понимаю, почему…
— Разве? Они хотели знать, какие именно передачи я смотрела по телевизору, не звонила ли я по телефону или кто-нибудь мне, в каком часу я легла спать и все такое. Как тебе это нравится?
— Обычные вопросы. Если ты на самом деле разговаривала с кем-нибудь по телефону…
— Ни с одной живой душой, — отрезала она. — Мой телефон теперь не так часто звонит. — Взгляд стал еще напряженнее, рот сжался. — Я одинокая женщина, проживающая в городе, битком набитом разведенными и вдовами. Когда мужчина может свободно найти себе двадцатилетнюю в баре или на пляже, он не слишком-то склонен…
— Я что хочу сказать…
— Что телефонный звонок установил бы мое алиби?
— Это ты сказала, Бетти, не я.
— Мне алиби ни к чему. Я не убивала эту шлюху.
— Ты так и заявила полиции?
— Так и сказала. Но я заметила, что они звонили соседям. Уже после того, как ушли от меня. Одна из моих соседок позвонила потом мне и сказала, что они интересовались, не видела ли она прошлой ночью у меня в доме света, стояла ли в гараже машина…
— А свет был?
— Только в комнате, где телевизор. Там окна выходят на пляж. С улицы не видно. А дверь гаража была заперта, так что никто из соседей не может сказать, была я дома или нет.
— Но ты находилась дома? Ты только что сказала мне…
— Да, дома!
— Тогда о чем беспокоиться, Бетти?
— Я не желаю быть замешанной в это грязное дело. Мне нужно поддерживать свою репутацию, а для одинокой женщины это нелегко. У меня и так непростая жизнь — Джейми лишил меня достоинства, гордости, а теперь он… утверждает…
— Ничего такого он не утверждает. Когда его допрашивали, я находился рядом, с его стороны не было ни малейшего… послушай, Бетти, чего ты хочешь?
— Хорошо, я скажу тебе. Но скажу, чего я не хочу. Я не хочу, чтобы кто-то приходил ко мне и задавал вопросы о том, где я была, обращаясь со мной как с преступницей только потому, что Джейми…
— Джейми ни о чем таком…
— Ты передай ему от меня кое-что, ладно? Передай, что если я узнаю, что он хоть слово кому-нибудь шепнул — неважно кому — о том, что я, возможно, замешана в этом деле, я привлеку его к суду, не успеет он и глазом моргнуть. Иди и передай ему мои слова.
— Поэтому ты и просила меня приехать?
— Да. Ты его адвокат. Его следует предупредить. Я не желаю, чтобы полиция совала нос в мою личную жизнь. Джейми принес мне достаточно горя, когда выставил свою проклятую интрижку напоказ всему городу, начав открыто жить с Златовлаской еще до того, как мы пришли к соглашению. Восемнадцать месяцев, сукин сын, он жил с ней в этом маленьком любовном гнездышке на Стоун-Крэб! Передай ему мои слова, Мэтт. Предупреди его…
— Я предупрежу его, но думаю, что это напрасно. |