Неделю его не отпускал страх — вдруг кто-то слышал ее крики. Следующая жертва окончила школу в Душанбе, а в полк приехала из Ленинграда, где поступила в Педагогический институт, получила комнату в общаге и, написав домой радостное письмо, отправилась поделиться радостью с одноклассником, служившим в Каменке. Никто не знал, куда она поехала. Никто не знал, где ее искать. Никто и не искал до сентября. Пока родственники не потеряли ее и не подняли шум, который из Душанбе докатился до Каменки. Потом ее тело нашли. С тремя другими телами под большим камнем. Таню из Выборга искали в родном городе и в Ленинграде. У Гульнары родных не было, школьные коллеги хватились ее после начала учебного года и, зная, что она собиралась погостить у бывшей одноклассницы в Выборге, начали поиски.
Пока бюрократический маховик всесоюзного розыска со скрипом раскачивался, Черняк еще дважды успел обломаться в сентябре, а потом встретил воздушное создание в розовой куртке. Он, как всегда, крутился у КПП, когда его окликнул дежурный. Черняк увидел ее, и ноздри его раздуло от запаха будущей крови. Такой красавицы он еще не «провожал». Осенний лес вел девчонку в самую страшную сказку ее жизни. Она взахлеб рассказывала доброму невзрачному провожатому о своем необыкновенном женихе, их огромной любви, о скорой свадьбе в ресторане гостиницы, где ее папа работал директором, а зверь Черняк тихонечко выл про себя, давился слюной и гормонами и не слышал ничего, кроме стука своего черного сердца.
Следователь спросил Черняка, было ли ему жалко своих жертв. Нет, ответил Черняк, ведь они были ему чужими, чего их жалеть. Свою маму Черняк жалел и себя тоже. На следующий день в полк нагрянул отец Вари (так звали девушку в розовом). Ему вызвали ее парня — Вовку Бегунова, сержанта разведроты, только что вернувшегося с учений. Немец дружил с Вовкой — красивым, статным парнем, ленинградцем, мастером спорта по биатлону.
Узнав, что с Варей он не виделся, небритый папа с синяками под глазами очень расстроился. Еще больше он расстроился, узнав, что дочь его приезжала в полк и что какой-то солдат водил ее на полигон. В голову к папе Вари полезли нехорошие мысли, и он поделился ими с командиром полка.
Комполка был мужик неглупый, сразу почувствовал беду. Он как мог успокоил папу Вари: мол, дело молодое, может, ей вожжа под хвост попала, передумала с женихом встречаться, к подруге поехала. Папа Вари возразил, что девочка у него домашняя и спокойная, но очень уж захотелось ему поверить в успокоительные речи полковника, и он уехал домой ждать дочь.
Как только он уехал, комполка объявил общее построение на плацу. Даже медпункт во главе с Немцем построил. Приказал выйти на два шага тому, кто провожал вчера девушку на полигон. Никто не вышел. Тогда прапор, дежуривший на КПП, обошел всех солдат, но Черняка не опознал. Прапора отправили на губу, солдат распустили, комполка загрустил. Дело запахло большими неприятностями. Еще больше он загрустил, когда к нему подошел лейтенант и сказал, что у рядового Сиддикова пропала мать, приезжавшая к нему на свидание в июле. Давно не писала, а тут еще с ее работы письмо пришло, что она там не появляется.
— Чего ж ты, мудак, сразу не доложил?
— Не хотел беспокоить из-за ерунды. Мы-то здесь при чем? Может, загуляла женщина.
Через три дня начался октябрь. А еще через два выпал неожиданный снег, будто дьявол помогал своему служителю, пытался скрыть следы его преступлений. Зверь Черняк от страха не спал третью ночь, он понял, что расплата близка, и решил бежать. Но комполка усилил охрану периметра; страх не давал Черняку сосредоточиться и продумать план побега. Он решил дождаться дежурства по роте и бежать с оружием, но тут нагрянули милиционеры с умными овчарками и неугомонным отцом Вари. Овчарки понюхали Варины вещи и поволокли милиционеров к полигону, прямиком к валуну. Милиционеры вернулись и попросили дать им солдат, чтобы копать мерзлую землю. |