|
В болоте люди не живут — там живут кикиморы, водяные и прочая нечисть. А в Петербурге живут. Три раза город менял имя официально. Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград и обратно Санкт-Петербург. Пережил страшные наводнения, три революции и девятьсот дней блокады. Северная Пальмира, Северная Венеция, Северная столица… Город, родивший русский рок, город, где взрывали царей, город, где вешались и стрелялись поэты, город Пушкина и Путина, город Свиньи и БГ, быдла из Купчино и первых кислых дискотек. Один из самых красивых городов Европы, построенный не для жизни, а напоказ. Город Зимнего дворца, Летнего сада, осенних поганок и весеннего авитаминоза. Город туманов и дождей, «я люблю этот город, но зима здесь слишком длинна», город серых дней и лиц, город, где влажность с морозом делают зиму невыносимой. Город, где зимой все реже идет снег, а когда он все-таки идет, дороги сразу же засыпают химикатами, от которых дохнут собаки, а дети заболевают астмой. Город бомжей и хулиганов, философов и поэтов, шпилей и «Крестов». Город, где по Вознесенскому бегает Нос, а на Фонтанке пьет водку Чижик, город дворцов, мостов и белых ночей, город Гоголя и Хармса, Евгения Онегина и Сонечки Мармеладовой, город Дворцов культуры имени Палачей и самого красивого андерграунда в СССР. Город, где плавуны подмывают дома и станции метро, где движение жизни неспешно, а жители анемичны, точь-в-точь как их любимая корюшка. Город, которым заболеваешь, заглядевшись на покрытый изморозью Исаакий или попав в широкие объятия «Казани». Город сфинксов, крылатых львов, грифонов и бездомных собак в садике Института имени Поленова. Город, где над главной площадью парит ангел, а на каждой старой крыше бдит демон. Город, чье похмельное лицо начал ваять торжественный Растрелли, а закончил плодовитый Хренов. Вечно невыспавшийся интеллигентный хулиган-аллергик Петербург, в которого влюбляешься раз и навсегда. Да и как в него не влюбиться — в такого запущенного, красивого и абсолютно не приспособленного к жизни!
Самый мистический город на планете. Город сумасшедших романтиков, обдолбанных музыкантов, революционеров и Ментов с большой буквы. Город, в котором Следак прожил тринадцать лет — с 1992-го по 2005-й. Он успел покинуть его до того, как новые власти стали разрушать исторический центр. Прямо на Невском проспекте правители города запросто разрешили снести дома — исторические памятники, которые пережили блокаду и немецкие бомбардировки. Разрешили, не понимая, что никакие деньги не окупят той грязи, которой они замарали свои имена. Хотя, может быть, это такой хитрый ход со стороны властей — геростратова попытка войти в историю с черного хода. Зияющих ран на Невском и вырубленных лип на Московском Следак уже не увидел, потому что вернулся в Черняевск. А тогда, в девяносто втором, когда он приехал в Санкт-Петербург, отозвавшись на письмо Кобылиныча, проблемы архитектуры его не волновали. И город был ему еще чужой, и сам он еще глупый и молодой. Три проблемы занимали тогда его неокрепшее сознание: бабы, выпивка, ну и борьба со злом, то есть работа. Раньше он и в страшном сне не смог бы себе представить, что станет одним из тех, кого ненавидел всей душой с самой волосатой юности. Доставалось тогда от ментов Хетфилду изрядно. Зато Ленинград-Петербург посмотреть он мечтал всегда. Сбежав от провинциальной скуки и безысходности, черняевский металлист превратился в петербургского мента. Времена пришли лихие, смутные, на авансцену вышли новые герои. Петербург превратился в криминальную столицу государства, переживавшего эпоху первичного накопления капитала. Бывшие пролетарии и интеллигенты перековывались в торговцев и бизнесменов. Слово «рэкетир» стало понятно и пенсионерам, и детишкам в детском саду, а в школьных сочинениях на тему «Кем я хочу стать» некоторые особо правдивые мальчики писали «бандитом», а девочки — «путаной». Честно говоря, охать по поводу резкого упадка нравов в девяностые неправильно — нравы упали еще при Брежневе, когда в эпоху застоя главным жизненным ориентиром и маяком для многих стал кожаный пиджак, а пределом мечтаний — «жигуль-пятерка». |
