Первым условием, разумеется, была присяга царю Ашшории, причем царю как функции, а не как личности, и, соответственно, соблюдение ашшорских законов самым неприятным из которых был запрет ходить в набеги на других царских подданных. Вторым условием была, как и положено, обязанность по первому требованию царя или его наместника выступать конно и оружно против врагов государства. Третьим, и самым для заков, пожалуй, странным, было требование принять на тех кочевьях, что будут им определены для обитания, некоторое количество землепашцев, которых, с одной стороны, категорически запрещалось как-то обижать — даже красть девок без сватовства и выкупа, — и предписывалось всячески защищать, а с другой, обязанных выплачивать буюруку дань за защиту согласно прейскуранта. Четвертое, уже не условие, а скорее предложение, заключалось в том, чтобы после исполнения всех условий принять княжеское достоинство Ашшории со всеми льготами и привилегиями из сего звания проистекающими.

Первые два пункта заков не особо удивили и даже не вызвали какого-то неприятия, потому как во-первых, никто и не рассчитывал на халяву, а во-вторых, куда им нафиг было деваться. Четвертый пункт вообще был воспринят как нечто само-собой разумеющееся — мол, если мы к царю со всей нашей верностью, так и он к нам со всей душой и уважением. К тому же князь не обязан перестать быть буюруком для своего рода.

А вот третье условие степняков изрядно озадачило, поскольку было столь необычном во взаимоотношении наших народов, что невольно закрадывалась мысль о каком-то подвохе.

Впрочем, выбор был невелик — либо соглашаться, либо отправляться кормить стервятников, так что через несколько дней все семеро драпающих от неприятностей буюруков прибыли в Обитель Шалимара приносить присягу.

Преподобный, по прежнему помнивший, что он тут, ко всему прочему, участник челенджа по обращению степного комьюнити в истинную веру, принял закскую старши́ну с распростертыми объятьями, анонсировал вечерний пир в честь дорогих гостей, а перед тем — торжественное жертвоприношение богам во благополучие уважаемых буюруков и всех их родов, которое проведет лично настоятель монастыря.

Буюруки, примерно представлявшие нудность наших ритуалов, приготовились некоторое время поскучать, однако главой Обители Шалимара все еще оставался Тумил, и несложно догадаться, что для встречи со степными коневодами у него уже была заготовлена и эрзац-коррера, наподобие той, что мы делали на стоянке у Большой Мымры, и здоровенный злобный бычара.

Буюруки, люди и сами лично храбрые, ритуал в честь Троицы оценили и пришли к выводам, что богам, которых ублажают так, поклоняться вовсе не зазорно, тем паче что и обряд провел человек в степи уже известный, традиции уважающий и вообще, с пониманием. После чего, дожидаясь вечера, провели микрокурултай, где было решено, во-первых, признать всех, кого Валараш только не потребует, своими богами, а во-вторых, основать из всех семи родов новое племя (процесс в реализации непростой, поскольку для истинного родства предстояло теперь перекрестно переженить массу молодежи), в результате чего к моим званиям прибавился титул хана Белых Котов (а я лично обзавелся аж семью стремянными, по одному на каждый день недели — наследники буюруков, разумеется, отправились ко двору моего величества).

Заки, оказывается, уже прознали, что новоосвоенные ашшорцами земли полуофициально прозываются Мышкиным Княжеством и причину этого выяснили тоже.

Между тем финансовые вливания в род Зеленых Коней привели к результатам, схожим с теми, что и на Ооз-Лиделлском пограничье, хотя и с совершенно противоположным знаком.