Действительно, князя Тимариани почти не пытали, поскольку в этом не было никакой нужды. До его ареста люди, которых он нанял, дали полные признательные показания и запираться ему уже не было никакого толку. Все сказанное изменниками было записано, и сейчас помощники моего секретаря раздадут членам Совета копии этих записей — распорядись, брат Люкава. Читайте, досточтимые — чего зря языками молоть?
Надобно заметить что такой подход к судебному делопроизводству на известной Лисапету части Мангала не принят. Суд присяжных — а он, в принципе, в Ашшории применяется, поскольку по ряду споров гильдиям предоставлено право разбирать тяжбы среди своих членов, — сначала долго и упорно слушает одну сторону, затем ее свидетелей, после чего повторяет эту же процедуру с другой стороной, а председательствующий, уж если необходимо, дает пояснения на основании имеющихся у него (и только у него) документов. Подобным же образом проводятся и суды над членами Совета, которых, впрочем, уже очень много лет не случалось — на памяти ныне живущих, включая даже Тоная Старого, так вообще ни разу.
Такого же, чтоб вместо всего перечисленного участникам процесса просто раздали протоколы с обвинительным заключением, да еще и в папках из плотной толстой бумаги (тоже мое нововведение — хотелось бы, конечно, еще и скоросшиватели ввести, но с местным уровнем развития ремесел они выходят слишком уж дорого) — это прям ноу-хау.
Разумеется, все показания были таким образом отредактированы, чтобы хоть малейшая причастность Валиссы ко всей этой истории полностью исключалась. Если уж жена Цезаря должна быть вне подозрений, то невестка Лисапета и тому подавно.
Впрочем, новизна в порядке судопроизводства Владетельных ничуть не смутила — народ у нас в стране поголовно образованный, князья тем более, так что зарылись в бумаги и принялись тщательно изучать — при этом периодически издавали такие звуки, будто читают увлекательный детектив, а не написанные сухим канцелярским языком протоколы допросов.
— Есть ли необходимость вызывать в зал Совета свидетелей, чтобы они лично подтвердили написанное? — спросил я, когда с изучением материалов справились все. — Это я тебя, князь Зулик Тимариани, спрашиваю.
Вот он, момент истины! Если он сейчас решит отказаться от нашей приватной договоренности и собирается подгадить, бросить тень на репутацию Шехамской Гадюки, заткнуть его уже не удастся. Спасти его это, разумеется, не спасет, но каким образом аукнется — неизвестно. Хотя и ясно, что не чем-то хорошим.
— Нет, ваше величество. — покачал головой тот. — Все записанное — правда.
— Что же. — я прикрыл глаза, отгоняя вновь наваливающиеся головокружение и тошноту. — В таком случае я обвиняю тебя в том, что ты покушался на жизнь своего царя, в том, что хотел захватить власть над Ашшорией, отстранив от управления царскую семью и Совет князей, в том, что собирался, пользуясь своим братством перед богами с князем Латмуром из Девяти столбов, его к тебе доверием, использовать этого достойного человека в своих грязных и гнусных целях. Но более всего — обвиняю тебя в небрежности при подготовке заговора!
Кажется, если судить по вытянутым удивленным физиономиям как членов Совета, так и обвиняемого, последняя фраза задела не только кору головного мозга всех присутствующих, но и саму древесину.
— Да, князь! Я стар, и если бы руками твоих наемников прервался б мой земной путь, то сокращен он был бы лишь ненамного. Но столь бездарно организованное тобой покушение едва не привело к гибели моих наследников-царевичей, а ведь они совсем юны. Лишь мастерством брата Шаптура и милостью Дхавана можно объяснить, что рана, нанесенная царевичу Утмиру, не стала для него смертельной. Для человека твоего опыта недопустимо так ошибаться. |