Судя по лицам князей, тезис о непозволительности таких багов они полностью поддерживают.

— Что же, раз ты не отрицаешь своей вины, слово членам Совета. Каков будет ваш вердикт?

— Виновен. — прошамкал Тонай Дамуриани.

— Виновен. — запальчиво выкрикнул князь Лексик.

— Виновен. — мрачно кивнул Моцк Гелавани.

— Виновен… Виновен… Виновен… — понеслось со всех сторон.

Я покосился на примаса.

— С позволения вашего величества, считаю что совет высказался и единодушно признал Зулика Тимариани виновным в измене. — произнес Йожадату.

— Да будет так. Теперь, князья, нам надлежит определить ему наказание.

— По старинным обычаям, — поднялся со своего места князь Баратиани, — измена и заговор караются лютой смертью для предателя и всех его ближних, а владения его отдаются на поток и разграбление.

Молодой, принципиальный, справедливый и честный поборник традиций… Прям жаль, что его тещи в зале Совета нет — Шока Юльчанская и меня бы не постеснялась, дала бы зятю по башке. Это ж надо было умудриться на пустом месте нажить себе аж двух непримиримых врагов!

— Обычаи, это хорошо, конечно. Поток и разграбление — так и вовсе весело. А восстанавливать разграбленное кто потом станет? — поинтересовался я. — Кстати, кроме самого князя Зулика, ни один из заговорщиков уроженцем Тимариани не был. Что же касается семьи… А мы вот у преосвященного Йожадату сейчас спросим, какие традиции нам на сей счет заповедовала Троица и вся Небесная Дюжина.

Ах, ну почему рядом нет брата Круврашпури? Он бы сейчас так обосновал все, чего мне только ни захочется — ни один Конклав не докопается! А этот сыч-примас еще неизвестно что прокрякает.

— Боги… хм… Боги заповедовали нам воздавать равным за равное, что в своем своде законов записал еще просветленный Лугальзагеси, царь древнего Агаде, которому слова Небес принес сам вестник богов Каку. — примас-то, оказывается, моментально просек текущий политический момент и вовсе не горит наступать на мозоли Зуликовым зятьям. — Истинно, так записано в книге его деяний.

— Ну, с совсем равным у нас тут будет сложновато. — задумчивым тоном произнес я. — Поскольку лично князь никого не убил — только попытался, — но, думается, я смогу принять такое решение, которое не нарушит Мировую Гармонию. Ведь это именно из-за его попытки Смерть едва не прибрал царевича Утмира, я говорил об этом.

С трудом поднявшись со своего места, я добавил, подпустив в голос обличительной торжественности:

— Зулик Тимариани, Совет постановил, что ты виновен в измене, и я, Лисапет из рода Крылатых Ежей, царь Ашшории, приговариваю тебя и твоих соучастников к смерти. — князь вздохнул и склонил голову, но держался, в целом, молодцом. — Но я не снимал с себя монашеских обетов, потому должен быть милосерден — ты выпьешь яду. А дабы уж полностью все было по справедливости, даст его тебе тот, кого ты искалечил — мой внук, царевич Утмир.

Князья еще даже начать-то выражать свое мнение не успели, а внучара — его и Асира стулья были поставлены чуть сбоку от моего, — уже взвился на ноги и уставился на меня бешеным взглядом.

— Ты. Даруешь. Ему. Легкую. Смерть. — процедил мальчик, и его аж затрясло от ярости.

— Не я, а ты. Собственноручно. Брат Шаптур, подай царевичу чашу с ядом. — спокойным, надеюсь, тоном ответил я.

— Да я лучше из нее сам изопью! — выкрикнул пацан.